Понаехали тут

Население края медленно, но неизбежно сокращается. В 2002 году нас было без малого три миллиона, спустя восемь лет — уже 2 793 тысячи. Люди уезжают, умирают (превышение смертности над рождаемостью в крае фиксируется с середины 90-х). Как следствие — не хватает рабочих рук, не запускаются новые проекты, и чтобы решить эту проблему, власти готовы идти на непопулярные меры — например, завозить переселенцев с Северного Кавказа. Как вариант — трудовая миграция, иностранные «гастарбайтеры», приезжающие в край. В 2010 году в регионе на миграционный учет поставлено 123 тысячи иностран­ных граждан, и немалую часть из них составляют те, кто приехал в край на заработки — гастарбайтеры. И хотя «гастарбайтером» можно назвать и топ-менеджера крупной компании, приглашенного на миллионный контракт, чаще всего это чумазый таджик, укладывающий вручную асфальт. Спасут ли краевую экономику трудовые мигранты?

Счастливые и несчастные

Красноярский бизнес уже несколько лет стонет: не хватает людей, не хватает опытных кадров. И приглашать специалистов из-за рубежа начали не вчера. Известный ресто­ратор Владимир Владимиров говорит, что готов идти на дополнительные расходы, лишь бы была польза бизнесу: «Мы давно приглашаем поваров из стран СНГ, потому что блюда национальных кухонь лучше всех могут готовить только национальные повара. На открытии кафе „Калинка-Малинка“, например, в штате числились повара 16 нацио­нальностей бывших республик СССР!». И добавляет, что такая политика себя окупает — «потому что во многих сферах мы еще отстаем, пусть это и непатриотично прозвучит».

Повара Шухрета Шукурова, работавшего в ташкентском ресторане «Гулистон», десять лет назад Владимиров пригласил шеф-поваром в кафе восточной кухни «Али-Баба». В Ташкенте у Шухрета осталась семья, с которой он общается по телефону. «Мы уже привыкли, что я работаю в Сибири и с семьей встречаюсь только в отпуске, — улыбается он. — А что делать?»

Коллеги Шухрета отзываются о нем как о дисциплинированном, сдержанном и опытном специалисте. Уважают и его религиозные убеждения: по настоянию Шухрета, в меню «Али-Бабы» отсутствуют блюда из свинины, а во время работы ему разрешают устраивать перерывы для совершения намаза. И никому даже в голову не приходит сказать, что узбекский коллега занимает чужое место.

Масинори Фукуда — единственный японец, работающий сегодня в Красноярске. Он преподает японский язык в Сибирском федеральном университете. Ему 37 лет. Предложение занять преподавательскую вакансию в СФУ он нашел на специа­лизированном сайте, где выкладывают резюме люди, преподающие японский язык. Поэтому когда поступило предложение, думал он недолго. У господина Фукуды нет жены, нет детей, ему легко собраться и поехать туда, где есть работа. В Сибирь он приехал из Китая, где преподавал язык в частной школе. Теперь по контракту учит языку красноярских студентов. Живет вместе со студентами в общежитии, питается в сту­денческой столовой. Не похоже, что он недоволен работой. Говорит, что собирается продлить контракт на год.

Как нерезиденты, Шукеров и Фукуда платят тридцатипроцентный налог с доходов, но даже при этом их зарплата значительно выше чем у их русских коллег. И кроме того, они везунчики, вытянувшие в миграционной лотерее счастливые билеты: один продает свое умение вкусно кормить, другой — знание родного языка.

Другим трудовым мигрантам везет куда меньше. Из десятков тысяч иностранных рабочих, приехавших в край в прошлом году, каждый третий работает на стройке (36,38%), каждый пятый (20,98%) — в сельском хозяйстве, каждый десятый (11,67) на добыче полезных ископаемых. Строительство, сельское хозяйство (а еще — дорожное строительство и розничная торговля) — отрасли экономики, где острее всего ощущается нехватка рабочих рук. Зато там в избытке рабочих мест с низкой зарплатой, тяжелыми условиями труда и отсутствием карьерного роста. Именно эти места и зани­мают трудовые мигранты

Их главное преимущество — они мобильны и готовы ехать куда угодно. В то время как для местного населения «трудовая мобильность» — понятие абстрактное.

«Это серьезная проблема, — говорит представитель регионального отделения компании HeadHunter Оксана Штейнебрейс. — В России есть традиционные „пылесосы“ вроде Москвы, остальные регионы задыхаются от нехватки рабочих рук. Крупные компании могут позводить себе выписывать экспатов из любой страны, но „низовая миграция“ почти не двигается».

К тому же Красноярский край — не самый престижный регион для россиян, занятых поиском работы. Переехать в край сегодня, по опросам HeadHunter, готовы не более одного процента безработных россиян, а вот уехать из Красноярского края в другие регионы «на работу» — 18. Престижными городами по-прежнему остаются Москва, Питер, в последнее время к ним прибавились Сочи и Владивосток. А главным «пылесом» трудовых ресурсов в Сибири уже несколько лет является Новосибирск.

Вот и выходит: без мигрантов нам сегодня никуда.

Весь Советский Союз

В Красноярск сегодня на работу едут жители всех бывших республик Советского Союза, но самой многочисленной «трудовой диаспорой» стала киргизская. Председатель совета общественной организации «Кыргызская национально-культурная автономия» Назгуль Батаева морщится, услышав слово «диаспора». Она предпочитает говорить «община».

— Сегодня этнических киргизов и граждан Кыргызстана, приехавших в Красноярск, примерно 20-25 тысяч, — говорит она. — Красноярск привлекателен не столько зара­ботками (10-15 тысяч рублей в среднем), а терпимостью населения. Здесь гораздо легче проходит социальная адаптация.

Большинство граждан Киргизии работают в сфере обслуживания — магазины, автомастерские, мелкие рыночные торговцы. Многие из «понахеавших» киргизов со временем становятся местным населением: по условиям межгосударственных соглашений граждане Кыргызстана имеют право на упрощенный порядок получения гражданства (потому что это единственная страна СНГ, где русский язык имеет статус второго государственного). Таким образом, киргизская община в Красноярске ежегодно «прирастает» на две тысячи человек.

Назгуль Батаева рассказывает, что еще недавно киргизы приезжали в край на заработки и заработав, возвращались домой. Но после того, как Кыргызстан стали сотрясать революции, многие задумались о том, чтобы перебраться в Россию окончательно: «Мы отмечаем, что в последние годы в край стали активно приезжать не только рабочие, но и учителя, и врачи. И это тоже новая тенденция: люди уже не соглашаются на любую работу, а хотят работать по специальности». По словам Назгуль, приезжающих из Кыр­гызстана охотно принимают на работу в сельские школы и больницы, где «некомплект численности» исчисляется тысячами незанятых вакансий.

Пока говорить о «киргизском присутствии» в красноярском бизнесе преждевременно, но Назгуль Батаева считает, что со временем ситуация изменится, и в Красноярске появятся «новые звезды бизнеса» с киргизскими именами. «Среди тех, кто приехал в Красноярск еще в 90-е, есть известные бизнесмены, правда, известны они в основном в пределах нашей общины, — поясняет она. — Это такие люди, как Темир Аджиканов или Норуан Калбаев, у них свой бизнес, они создают рабочие места, в основном занимаются торговлей».

Однако есть перспективы, что рано или поздно бизнес с киргизскими корнями выйдет за пределы вещевых и продуктовых рынков. Не так давно в Красноярск приезжал полномочный посол Кыргызстана в России Улугбек Чийналиев, который специально встречался с киргизскими предпринимателями, работающими в Красноярске,и обсуждал возможность создания совместного предприятия с участием российского и киргизского капитала. Предполагается, что оно будет заниматься поставками сельхозпродукции на рынки городов Сибири.

Председатель узбекской национальной общины Красноярска Саид Холжигитов согласен: Красноярск — город, чрезвычайно лояльный к приезжающим сюда на заработки. Для Узбекистана, где зафиксированы самые высокие показатели безработицы среди стран СНГ, это как нельзя более актуально. Очевидно, что в ближайшие годы одной из главных доходных статей узбекской экономики будет отправка своих трудовых мигрантов на внешние рынки. Среди которых главным является Россия.

— Главное зло для приезжающих мигрантов — это посредники, — вздыхает Холжигитов. — По закону человек, прибывший на работу в край, платит две тысячи пошлины и тысячу за прохождение медосмотра, но повсюду его встречают посредники, которые требуют «за оформление» по 10-12 тысяч рублей с человека. А это для многих практически месячный заработок.

Посредники — пожалуй, самое «темное пятно» на экономической карте трудовой миграции.

Ведь по идее, посредник появляется там, где нет возможности получить качественную услугу. Сами мигранты наотрез отказываются говорить, кому они платят «за регистра­цию», «за оформление» — боятся. Но факт остается фактом: каждую группу иностранных трудовых мигрантов сопровождает невнятный неприметный человек, который представ­ляется «переводчиком», «консультантом», но на самом деле — наваривается на безро­потных мигрантах.

Хотя в последние годы с посредничеством стали бороться уже сами национальные общины. Они помогают приезжающим землякам, бесплатно выделяют юристов, помогают заполнять документы. Да и те, кто ездит в Россию не первый год и знает порядок, уже не хочет платить посредникам.

«Этот бизнес — пережиток 90-х, когда у государства не было своей миграционной политики, — уверен социолог Владимир Демчиков. — И чем прозрачнее будут процедуры миграционного законодательства, тем труднее будет заработать на мигрантах».

Впрочем, на мигрантах можно и не зарабатывать. С ними можно, например, не распла­титься. Разруливание конфликтов с работодателями, которые не хотят платить своим рабочим — еще одно постоянное занятие национальных общин.

«Не так давно у нас был конфликт с ООО „Технология“, которое не рассчиталось со строителями, приехавщими из Кыргызстана, — вспоминает Назгуль Батаева. — Мы пригласили директора на заседание нашей организации и убедили его, что заплатить будет дешевле, иначе мы бы пошли в суд и трудовую инспекцию».
А Саид Холжигитов рассказывает почти такую же историю о предпринимателе, который отказался платить 47 рабочим из Кара-Калпакии, и с ним тоже пришлось проводить «разъяснительную беседу». С рабочими он в конце концов рассчитался.

Эта форма «народного сопротивления», когда трудовые мигранты отстаивают свои права, и готовы защищаться хоть через прокуратуру, хоть через посольство — новое явление в жизни трудовой миграции. Вообще надо сказать, что все участники процесса трудовой миграции сходятся в одном: за последние пять лет ситуация в этой отрасли экономики изменилась радикально. Если раньше трудового мигранта, забитого и бесп­равного, обирали все желающие, сегодня его интересы защищают и общественные организации, и национальные общины, и российские законы.

Видимо, власти поняли: без трудовой миграции экономического рывка не получится, а когда рабочих мест в экономике становится больше, чем людей, физически способных их занять, надо делать все, чтобы мигранты ехали сюда. Красноярский край сегодня ведет жесткую борьбу за мигрантов с другими сибирскими регионами, где тоже есть свои проекты и тоже требуются рабочие руки.

Битва за квоты

Как в край попадают трудовые мигранты? Схема несложная. Работодатели (компании, или даже индивидуальные предприниматели) подают заявки на необходимое им коли­чество иностранной рабочей силы в органы местной администрации. По окончании «заявочной кампании» краевое минэкономики изучает реальную потребность в рабочей силе, рассматривает самих «заявителей» (например, шансы получить разрешение на привлечение мигрантов равны нулю, если окажется, что у компании есть неустра­ненные нарушения миграционного или трудового законодтельства).

В итоге специальная межведомственная комиссия, в которую входят представители минтруда, УФМС и других заинтересованных ведомств, определяет квоты на привле­чение иностранной рабочей силы. После утверждения в Минздравсоцразвития эти квоты «разверстываются» по регионам.

Собственно, квоты и являются главным камнем преткновения между компаниями, прив­ле­кающими иностранных мигрантов, и чиновниками. Компании-«заказчики» не участвуют в процессе распределения квот, поэтому не могут выяснить, почему квоты на привле­чение иностранной рабочей силы из года в год сокращаются.

Чиновники объясняют свои резоны: это нужно для того, чтобы стимулировать работо­дателей принимать на работу местных. Предпочтение при трудоустройстве остается у граждан РФ, поэтому в регион, где фиксируется высокая безработица, мигрантов скорее всего не повезут — пусть ищут рабочие руки среди тех, кто мается без работы.

При этом сами бизнесмены возражают: да не осталось уже никого, кто мог бы работать. Не хотят люди работать, даже если им положить приличные зарплаты. Чиновники отвечают: повышайте зарплаты. Бизнесмены: тогда нам это невыгодно.

И этот диалог между властью и бизнесом тянется уже не первый год. Пока нет открытых конфликтов, но глухое недовольство миграционными инициативами зреет. Больше всего недовольны тем, что квоты на прив­лечение иностранной рабочей силы из года в год сокращаются.

«Раньше, в советские времена, для уборки урожая привозили студентов, солдат, рабочих, — говорит заместитель председателя КРОО „Китайская община“ Николай Василенко. — Сегодня студентов и рабочих нет, а урожай кому-то убирать надо. А местных нанять сложно, в сельских районах большая проблема с рабочей силой». Проблема решается привлечением китайских крестьян, о трудолюбии которых ходят легенды.

Китайская диаспора в Красноярске сегодня, можно предположить, самая состоятельная. КРОО «Китайская община» занимает офис в центре города, на средства общины издается ежемесячный журнал «KrasChina» (чего не может себе позволить ни одна другая национальная диаспора).

На территории края работает ООО «Ассоциация китайских предпринимателей» (АКП), которая арендует земли, где выращивается сельхозпродукция. Китайцы держат первое место по объемам овощной продукции, поставляемой на местные рынки. В прошлом году китайские предприниматели собрали на арендованных полях 532 тонны помидоров, 173 — огурцов, 96 — капусты и так далее.

«Урожайность на наших полях примерно такая же, как и везде, — говорит начальник сельхозотдела „АКП“ Владимир Крутько. — Однако привлечение китайских рабочих сказывается на себестоимости, и, в конечном счете, на цене наших овощей. У нас оформлены сертификаты качества на каждый из 12 видов продукции, а среднесезонная стоимость тех же томатов не превышает 33 рублей за килограмм». Можно добавить, что только в 2010 году АКП заплатила в краевой бюджет около 800 тыс.рублей налогов.

Сейчас у общины горячее время: начинается сезон полевых работ, а большую часть сельскохозяйственных работ в крае выполняют китайские мигранты. Например, на полях «АКП» работали 4500 человек, но в последние годы квоты на привлечение иностранной рабочей силы сокращают. Соответственно, бизнес «АКП» несет убытки. После снижения квот «Ассоциация» вынуждена была отказаться от части арендуемых земель — их некому обрабатывать.

«Красноярцы не хотят привлечения иностранной рабочей силы, и вместе с тем в крае несколько тысяч гектаров земли, которую некому обрабатывать. Разве это правильно? — недоумевает председатель КРОО «Китайская община» Мария Чжаухон.

С ней не согласен депутат Заксобрания края Александр Дамм: «Пока еще у нас есть нехватка в рабочей силе на селе. И от иностранных рабочих мы еще не скоро сможем отказаться. Но сейчас потребности в иностранных мигрантах постепенно снижаются. В первую очередь потому, что директора предприятий поняли: дешевле закупить новую технику, чем оформлять и везти иностранцев».

Мигранты для модернизации

Миграционное законодательство в России сегодня активно модернизируется. Последние нововведения появились совсем недавно — в июле прошлого года. Юристы называют эти поправки новеллами — то есть не имеющими прецедентов в общемировой практике. Эти новшества призваны постепенно изменить структуру миграционных потоков.

Например, теперь предприятия получили возможность приглашать высококвали­фицированных специалистов (они приезжают вне установленных квот). Считается, что эта норма появилась после слов президента Медведева, призвавшего иностранцев приезжать в Россию «на модернизацию». Пока, правда, по информации краевого УФМС, в край приехало только пятеро высококвалифицированных специалиста — в основном их приглашают предприятия обрабатывающей промышленности, запускающие новые технологии (какие конкретно, не уточнили). Пять человек — капля в миграционном потоке, но главное начать. А там, уверены специалисты, со временем «лицо» трудовой миграции будет меняться.

Пока же заметно, что на этом «лице» стало меньше нелегальной «тени». «Нелегалов» становится меньше, потому что они невыгодны экономике — за прием на работу неле­гального мигранта без оформленного в установленном порядке разрешения на работу компания-работодатель может заплатить серьезный штраф — от 250 до 800 тысяч рублей. Поэтому эксперты уже оценивают резкое снижение нелегальной миграции — за последние годы она сократилась с восьми до примерно трех тысяч.

В общем, пока еще в Россию едут на заработки либо от безысходности, либо по пред­ложениям, от которых невозможно отказаться. Поэтому среди трудовых мигрантов есть и граждане США, и израильтяне, и европейцы, но все они составляют исчезающе малое количество. И поскольку мрачные демографические прогнозы сулят нам снижение чис­ленности как минимум в ближайшие 12 лет, трудовая миграция — спасение для краевой экономики.

Хотя, конечно, светлые надежды тех, кто организует и упорядочивает миграционные потоки, рисует образ мигранта будущего: это квалифицированный специалист, менеджер или архитектор, свободный художник или учитель, приехавший в Россию не по аван­тюрным соображениям а потому что строка «работал в России» сильно улучшает резюме. Но это пока только мечты. Сегодняшний трудовой мигрант — таджик с лопатой или китаец на овощном поле. И в «архитектора» он превратится еще не скоро.

Владислав Толстов
Журнал «Сфера влияния»