Энергетика является индикатором развития экономики, и рост либо сокращение потребления энергии напрямую свидетельствует о кризисе или подъеме в промышленном секторе. Об этом, а также о главных проблемах отрасли, ДЕЛА.ru поговорили с заместителем генерального директора — директором Красноярского филиала Сибирской генерирующей компании Евгением Жадовцем.
Евгений Жадовец, заместитель генерального директора — директор Красноярского филиала Сибирской генерирующей компании
— Евгений Михайлович, давайте начнем с актуального. Недавно на экономических форумах снова всплыла тема заморозки тарифов. Скажите, если эта инициатива пройдет и будет принята, что ожидает население и промышленных потребителей?
— Моя позиция такова: ничего хорошего не будет. Во-первых, что вообще стоит за регулированием тарифов? Государство обозначает показатель некоего предельного роста. Но эта цифра вовсе не расчетная, не экономическая, а больше политическая и, по сути, ничем не обоснована. 6% для одних регионов много, для других мало, ведь в большой России в разных областях пользуются разными видами топлива, различна и транспортная составляющая — всех не уравнять.
Второе. Поскольку тариф — это некий компромисс между политикой и экономикой, ни одна энергокомпания не может доказать в РЭК, что размер тарифа недостаточен. Но на самом деле мы работаем с убытками, тепловой бизнес крайне невыгодный, особенно для угольной генерации.
Замораживание тарифов — это путь еще дальше от рынка, путь в никуда, и этот мыльный пузырь лопнет рано или поздно. Поясню.
Сейчас в тепловом бизнесе работают очень крупные игроки, такие как СГК в Сибири, КЭС-холдинг на Урале, «Лукойл» на юге России, «Газпром энергохолдинг» в центре. И если при государственном регулировании тарифов все компании продолжат терпеть убытки, они просто уйдут с рынка, и их место займет бизнес среднего уровня, с менее прозрачными финансовыми потоками и корпоративной культурой, с меньшей «подушкой безопасности». А дальше можно свалиться к тому, что энергетику покинет и средний бизнес, а его место займут совсем мелкие компании, которые приведут отрасль к банкротству.
Возможно, тарифы и следует заморозить, но сделать это можно лишь на короткий период. А в целом ситуацию надо решать кардинально.
Вообще интересно, что энергетикам тариф на тепло ограничивается государственной планкой, при том что все входные параметры тарифа государством не регулируются. К примеру, в 2008–2009 годах, во время кризиса, когда во всех странах резко упали цены на металлы, у нас они выросли на 15–20%: это уже называется стагфляция. Потому что в России трубопроводы высокого давления делают всего три завода — по большому счету это монополизм, и у нас в отрасли как раз пошли большие проекты, было много заказов. В итоге входные параметры, которые должны были бы уменьшиться, как раз увеличились.
— То есть все ваши входящие имеют рыночную основу, а на вас рынок заканчивается.
— Совершенно верно. И мы так никогда не выживем! На входе все параметры рыночные — топливо, металл, бетон, комплектующие, — но на выходе государство ограничивает нас во всем: ценах на тепло, на электроэнергию. Хотя тарифа на электроэнергию как бы и нет. Рынок мощности тоже регулируется. Плюс работает множество надзорных органов — таких как Ростехнадзор и Росприроднадзор, которые все время меняют нормативные акты, навешивая тем самым на энергетиков дополнительную нагрузку.
Простой пример: Красноярская ТЭЦ-1 была построена на берегу Енисея в 1943 году. Позднее на расстоянии 50 м от водозабора возвели жилой дом, детский сад, другие здания.
В 2001 году выходит закон, что охранная зона вокруг водозабора должна составлять не меньше 100 м. Соответственно брать воду из Енисея для подпитки теплосетей в зоне, которая не является санитарно-защитной, теперь нельзя. И какой выход? Сносить жилые дома ни у кого рука не поднимается, не ссориться же с населением.
Можно покупать воду питьевого качества у «КрасКома», но это затраты в 700 млн рублей в год, при том что годовая выручка ТЭЦ-1 около 1,8 млрд рублей. Компенсировать эти затраты бюджет не готов, а включение в тариф привело бы к его значительному росту, чего регулятор не допустит. В итоге энергокомпания вынуждена платить штрафы… И таких вопросов колоссальное количество.
— Как вы считаете, существует ли вообще идеальная модель для теплоэнергетики? Насколько я знаю, эта отрасль среди энергетических самая проблемная.
— Да. Если взять гидроэнергетику, то, например, компания «Русгидро» по итогам 2012 года получила около 14,7 млрд рублей чистой прибыли. В теплоэнергетике цифры другие. И в основном со знаком минус.
Если говорить о модели, то мы предложили рыночный механизм: так называемую альтернативную котельную. Сейчас этот проект рассматривается в Минэнерго.
— В чем он заключается?
— Объясню на примере. В Красноярске есть как наши ТЭЦ, так и котельные, принадлежащие разным собственникам. Себестоимость производства тепла разная, соответственно тариф тоже. Все живут со своими затратами, приносят их в РЭК, обосновывают. И не видят никакого смысла их сокращать. Долги при этом аккумулируются в крупных теплосетевых компаниях, таких как наша «Красноярская теплотранспортная компания».
Что предлагается сделать? Установить, как, например, в Японии и Швеции, тариф альтернативной котельной, то есть некой условной котельной, эффективной для работы в конкретном городе. Цена за гигакалорию рассчитывается исходя из современных показателей — КПД, используемого топлива, других экономических параметров. Тариф этот предлагается всем, и те компании, у которых затраты небольшие, могут оставшиеся средства вкладывать в свое развитие. А неэффективные котельные будут вынуждены придумывать, что им делать для повышения эффективности.
Сегодня, честно говоря, в России есть возможности и механизмы закрывать неэффективные котельные. Но тут в дело вмешивается политика: за одной компанией стоят одни персонажи, за другой — другие. А вот если принять закон на уровне федерации, то этот фактор будет уже исключен.
— Опыт закрытия убыточных предприятий у СГК имеется, так ведь? Потребление перераспределяется при этом?
— Конечно. Например, в Красноярске вокруг ТЭЦ-1 раньше было полно заводов, потреблявших тепло, а сейчас осталось два. И мы поэтому ее нагрузку перетаскиваем в другой район, ставим дополнительные насосные станции, используем этот ресурс для отопления Свердловского района: того же Южного Берега, а высвободившееся тепло ТЭЦ-2 кидаем на развивающийся Советский район. Подстраиваемся под развитие города.
Вводя новые мощности — например, блок на ТЭЦ-3, мы закрываем неэффективные теплоисточники — котельные. Тем самым и свои затраты оптимизируем, и затраты потребителей. Как большая организация, заинтересованная в эффективном бизнесе, мы можем, закрывая котельные, развивать ТЭЦ и тепловые сети.
Кстати, в городе нет ни одной компании, которая так же активно занималась бы развитием теплосетей — не только ремонтом, но и модернизацией, и новым строительством. Оптимизируем затраты внутри компании — получаем возможность поддерживать социально-благотворительные программы в городах присутствия …
— Как вообще правильно выстроить работу энергетики, чтобы она и как бизнес существовала, и решала социальные задачи? В поисках решения много копий сломано. Мне кажется, обывателю вообще непонятно, каким образом формируется цена на энергию. Как это объяснить?
— С точки зрения повышения тарифов — возьмем для примера ТЭЦ-1. Ее функционирование требует постоянных затрат: это ремонт, зарплата работников, другие расходы, которые не меняются.
Когда потребителей было много, эти затраты распределялись на всех. А вот после того как целый ряд промышленных предприятий города закрылись, обанкротились, постоянные расходы легли на оставшихся, и прежде всего на население. Поэтому и тариф вырос.
Если промышленность начнет расти, рост тарифов замедлится.
— Получается, что энергетика по максимуму встроена в общую экономическую систему страны…
— Энергетика — это вообще индикатор роста экономики. Если хотите узнать, в каком состоянии экономика, посмотрите на потребление энергии, растет оно или уменьшается.
Но помимо развития промышленности для энергетики важно создание инвестиционных моделей, которые позволяют устанавливать современное энергоэффективное, экономичное оборудование и тем самым тоже снижать тарифы. Требуются механизмы, чтобы привлекать инвестиции.
Вот сейчас мы не имеем права вкладывать в тариф проценты по кредитам и потому начинаем что-то выкраивать, придумывать, как выжить в этих сценарно жестких условиях. Становимся финансистами, экономистами… Если играть по тем правилам, которые установила власть, мы умрем.
Неплатежи за теплоэнергию растут, как снежный ком. Государство уговаривает: потерпите, у нас население неплатежеспособное. Так дайте ему работу! В Швеции тариф за тепло составляет 4,5 тыс. в рублях, Дании — 3,5 тыс. У нас — 1000 руб. В итоге потребление тепла в Швеции в 4 раза меньше, чем в России, в Дании — в 3,5 раза. Стоит установить высокий тариф — и все начинают считать.
Если будет введен проект альтернативной котельной, энергетики смогут привлекать инвестиции, экономика получит толчок. В то же время потребителя надо приучать к экономии, чтобы он понимал, что энергию надо беречь. Пусть нормативы потребления будут высокими — социально незащищенное население можно дотировать из бюджета. Должны работать экономические рычаги, нужны рыночные механизмы, жизнь по законам.
Запад живет по законам, СССР жил по понятиям, а Россия с 90-х — ни по тому, ни по другому.
В энергетике это особенно остро ощущается, потому что отрасль сильно зарегулирована.
— Давайте немного о личном. Многие не представляют, как становятся руководителями в энергетике. Каким был ваш путь в кресло генерального директора?
— Я начинал с самой низшей ступени — в 1991 году после армии, окончив с красным дипломом институт, пошел работать машинистом-обходчиком на Березовскую ГРЭС. Затем стал машинистом энергоблока, прошел все рабочие должности. Был назначен замначальника цеха, начальником цеха, главным инженером компании, трудился и в Москве….
— А как вы думаете, была ли оправдана энергетическая реформа? Может быть, требовалось, напротив, все законсервировать как государственную федеральную структуру?
— Нет, я считаю, что реформировать отрасль было необходимо. «Распаковывать» ее, частный бизнес привлекать.
— У вас остались какие-то карьерные мечты? Может, человеку с вашей энергией и запалом было бы удобней в другом бизнесе, где более понятны правила игры и нет такой зарегулированности?
— В другом бизнесе, считаю, окажусь неэффективным. Здесь, на своем месте, я специалист, понимаю фронт работ. В студенчестве мы считали должность начальника цеха верхом желаемого. А получилось достичь большего, быстро подняться по служебной лестнице. Считаю, что здесь сыграло свою роль хорошее образование, к тому же очень помог отец-энергетик, который еще в институте учил меня тому, что преподаватели не рассказывали, давал базовые знания, гонял по чертежам. Я много читал, собрал отличную библиотеку технической литературы.
О карьере вне энергетики, словом, не мечтаю. Но в самой работе на нынешнем посту, конечно, хочется достичь новых высот.
Дмитрий БОЛОТОВ
ДЕЛА.ru