интервью

Андрей Гнездилов: «Потенциал в Красноярском крае такой, что одним технопарком не обойтись»

Слово «инновации» прочно вошло в набор затертых штампов современ­ного журналистского лексикона, поскольку звучит в победных реляциях чиновников по любому мало-мальски подходящему поводу.
Есть ли в крае инновации на самом деле и наполнено ли у нас это понятие реальными смыслами — об этом ДЕЛА.ru побеседовали с заместителем губернатора края, курирующим вопросы инвестиций и инноваций, Андреем Гнездиловым.

ДЕЛА.ru беседуют с заместителем Губернатора края, курирующим вопросы инвестиций и инноваций, Андреем Гнездиловым

— Андрей Алексеевич, зачем вообще Красноярскому краю инновации? Ведь он всегда прекрасно существовал как промышленный регион. Большинство промышленников, с которыми я общаюсь, говорят: «Это все баловство, от Медведева пошло. Это модно и скоро закончится»…

— Модель экономического развития России в целом и Красноярского края в частности закладывалась в послевоенный, даже военный период. На тот момент она была опти­мальна: это были современные и высокотехнологичные производства, которые соот­ветствовали всем представлениям об опережающем развитии промышленности. Для того времени это были инновационные производства. Научными, отраслевыми институтами разрабатывалась конструкторская документация, создавались инновационные проекты. Взять танк Т-34 — для своего времени это был настоящий инновационный продукт.

Но с тех пор модель развития значительно изменилась. Отличные примеры того, что предлагает сегодня экономика, чему должен соответствовать современный регион, есть в Израиле, Финляндии, Сингапуре — по всему миру. Сегодня наличие серьезной промыш­ленности в виде среднего и тяжелого машиностроения, стандартного сектора обрабаты­вающей индустрии уже, к сожалению, не отвечает современным запросам.

Мы наглядно видим это в других странах, допустим, в той же Америке. Она не вся инновационная, есть регионы, которые работают по старой логике: например, целый ряд предприятий в Питтсбурге, Хьюстоне, Детройте. Это стандартная промышленность без уклонов в особую модернизацию. Но даже эти регионы начинают активно пересматри­вать свою позицию. Мир переходит к другим алгоритмам развития. Я уже и не говорю о местах, где власть и бизнес заключили союз именно о новом развитии экономики. Область, тяготеющая к Бостону и Стэнфорду, – эти две площадки в США оптимально существуют уже в другой логике. Важно, что это не единичные случаи. Есть подобные примеры перехода в Финляндии, Германии, Франции.

— А насколько для нас критично то, что мы еще не перешли на инновационный путь? Страна погибнет?

— Конечно, не погибнет. Новая экономика должна стать нашим осознанным выбором. Уже последние лет двадцать мы стоим у развилки, но пока никуда с нее реально не шагнули, развиваем лишь какие-то отдельные направления. Развиваем активно, но пока они не очень-то представлены в нашей экономике.

С другой стороны, мы по-прежнему изо всех сил эксплуатируем сырьевую модель. В этом ничего плохого нет. Опыт Канады, например, показывает, что можно великолепно совмещать одно с другим. Могу привести пример: когда мы вводили запретительные меры на круглый лес, Канада очень радовалась и закидывала им Европу, считая, что ничего зазорного в экспорте сырья нет. Если есть экономическая возможность, если это выгодно, почему бы не заниматься такой торговлей? Поэтому и мы как стояли у упомяну­той развилки, так и стоим, серьезного движения ни в одну сторону не происходит.

Отмечу: нельзя сказать, что один путь так уж хорош, а другой очень уж плох, — они равные. Если мы хотим стать ОАЭ, то нам — в «сырьевую» сторону. Эмираты до кризиса были одной из самых быстрорастущих экономик мира. И если бы не кризис, вышли бы на очень серьезный европейский уровень. Благополучие ОАЭ, как известно, основано на нефти, и они спокойно продолжают развиваться. То же можем делать и мы при объеме наших запасов. Тогда государство должно вложить серьезные средства в инфраструк­туру, транспортную и электроэнергетическую. И соответственно развиваться в этом ключе.

Другой крайний пример — это Сингапур. Там нет вообще ничего, завозится даже питье­вая вода. Но есть ультрасовременные предприятия, с высокими технологиями и одним из самым больших в мире экспортов продуктов нефтехимии.

Словом, вот два государства, каждое из которых идет в своем направлении. И нет ничего плохого в том, чтобы двигаться в одну или в другую сторону. Хотя в последнее время мы все больше склоняемся к пути высокотехнологичного развитого производства с примене­нием инноваций. Надеюсь, что окончательно определиться и выбрать дальнейший путь развития мы сможем на IX Красноярском экономическом форуме, который пройдет 16-18 февраля 2012 г. и будет посвящен поиску стратегических инициатив.

— Инновации на Западе — это все-таки плод деятельности больших корпораций. А у нас сейчас заводилой инновационного процесса становится власть. Но способ­но ли государство вообще выступить его двигателем?

— В Америке развитие инноваций опиралось на позицию государства. Вся Калифорния выросла из оборонных заказов. И Силиконовая долина, и все остальное – это плод корпорации DARPA, которая имела четкую задачу выполнить определенный заказ.

У нас в то же самое время действовали «шарашки», которые никуда дальше не разви­вались. Мы не прикрутили к ним бизнес, а США сумели это сделать. У них все пошло от государства и дальше легло на конкурентную экономику.

Нигде в мире инновации не насаждаются искусственным путем только потому, что они инновации. И только у нас такое периодически проскальзывает: сделать во что бы то ни стало, даже если это не несет никакой экономической выгоды.

В стране совершается много открытий, технологических и научных, но в экономике они никакой роли не играют. На Западе все иначе. Конкурентная среда рождает идею. Можно ли сделать продукт дешевле? Такой маховик, такая инициатива поддерживалась крупны­ми корпорациями, которые начали развиваться и превратились в гигантов.

— А может ли этот маховик заработать у нас?

— Повторюсь, можно существовать и в экономике, которая одновременно торгует нефтью и производит самые передовые инновации. Но, к сожалению, у нас так и не сложилась до конца эта самая конкурентная среда. Это первое. И второе: кризисы последнего времени сказались на всех, но мы, в отличие от многих, не стартовали до кризиса, и теперь нам еще тяжелее. Сложнее привлекать ресурсы, специалистов в новые проекты, в которые мало кто верит.

Третий момент: в России не создана среда начальных инвестиций. Нет предпринима­тельского азарта, который присутствует в капиталистических странах, в том же Сингапуре. Чтобы из мысли что-то получалось, ее надо финансировать. В Америке объем начальных инвестиций в проект делится пополам между венчурными фондами и так называемыми бизнес-ангелами. Бизнес-ангелы – это люди, которые выделяют средства на реализацию проектов. У нас подобного нет, а ведь это очень благоприятная среда для развития инвестиций.

— Существует ли у нас вообще какая-либо поддержка инноваций?

— Красноярский край — субъект с традиционной экономикой, и, по идее, нам незачем заниматься инновациями. Но мы хотим иметь больший бюджет и больший доход и поэтому считаем важным инновационное направление, тем более что оно способствует развитию традиционных отраслей.

Осознав все это на уровне концепции, в этом году в крае приняли стратегию иннова­ционного развития, создали министерство инвестиций и инноваций. И дальше начали последовательную работу: бизнес-инкубатор, технопарк, промпарк, начали выстраивать структурную линейку.

Я считаю, что в рамках Красноярского края мы имеем возможность развивать оба направления и тесно перевязывать их между собой. Могу привести пример «Русала», который начал активно сотрудничать с бизнес-инкубатором. «Норильский никель» тоже оценил наши проекты и выразил готовность с ними работать. Представителям концерна «Тракторные заводы» также понравились наши разработки, специально для них были изготовлены прототипы. Это экономия и времени, и ресурсов, такие своего рода сообщающиеся сосуды.

Есть известный скепсис, что вот в Израиле такое можно делать, а у нас ничего не получится. Это неправильно. Взять, к примеру, Татарстан, который показывает успешное сочетание традиционной и инновационной экономики. Нефтехим у них как был, так и есть, но при этом развивается новая, очень качественная промышленность. Нужно развивать и то, и другое, и ни в коем случае не в ущерб традиционному сектору. Первый этап освоения Нижнего Приангарья показал очевидный эффект для бюджета и для всего края. Естественно, в Нижнем Приангарье надо приступать ко второму этапу. Но парал­лельно при этом развивать и промпарки в Железногорске и Красноярске. Это в целом о том, надо или не надо заниматься инновациями и зачем.

Теперь перейдем к вопросу о том, куда это все продавать. Смысл бизнес-инкубатора — это не просто срочно создать какой-то эксклюзивный проект, которым можно гордиться (хотя есть уже и такие, которыми можно гордиться, и они уже начинают продаваться). Ключевой смысл — в создании среды, которая дает возможность пообщаться, продвинуть какие-то совместные идеи, начать новые совместные проекты.

Для старта инновационных разработок в Красноярском крае полное отсутствие среды было ключевой проблемой. И появившийся теперь бизнес-инкубатор – это возможность собраться на одной площадке людям с разными взглядами как на науку, так и на особые производства, со знаниями в разных отраслях. Попробовать проработать разные бизнес-идеи, из которых могут родиться какие-то новые проекты. Эта среда активно зарождается, и мы подкрепили ее хорошим оборудованием.

Могу сказать, что уже реальны новые проекты в области ЖКХ, начинают продаваться и проекты по чистым металлам. Я думаю, все они в будущем году благополучно покинут бизнес-инкубатор и смогут работать самостоятельно, без нашей поддержки. Бизнес-инкубатор — это отличный способ получить набор определенных услуг, которые трудно найти на рынке или можно найти только за деньги.

— А не возникает иждивенческих настроений?

— Нет, у нас есть четкое понимание проблемы. Если проект не развивается, стоит на месте, проедает средства и ничего не создает — является «грантоежкой», как говорит наш коллега из технопарка «Идея» в Казани, — значит, мы с ним попрощаемся через год.

Понятно, что бывают просчеты с коммерциализацией идеи. У нас есть специальная комиссия, которая пытается предвосхитить развитие ситуации. По статистике, из вновь создаваемых бизнесов 80% будет закрыто в течение года, а 20 останется. В ситуации с бизнес-инкубатором все наоборот: 20% погибает, а 80 — выживает. Но это постоянный процесс, это жизнь, и если бы все проекты удавались, не было бы бизнеса как такового.

Порой проект может быть хорошим, но человек, не доделав его, хватается за другое. В наших полномочиях указать ему на это и даже расстаться с ним, если он не уделяет начатой работе должного внимания.

Таким образом, из наших проектов 80% должны в хорошем смысле «стартануть». Не исключаю, что они могут и сидеть на месте по несколько лет. Недавно один мой коллега из Москвы ездил в Бостон, где есть инновационный квартал — специально созданная инновационная инфраструктура. В составе квартала инкубатор на 80 мест. Принципы работы которого абсолютно такие же: привлекаются деньги инвестора и государства, резиденту предоставляются рабочее место и вся инфраструктура. Действует серьезный отбор: на входе стоят 300 проектов, которые очень хотят попасть в инкубатор. У нас ситуация практически та же — и даже заявок на входе около трехсот. Понятно, что половина из них находится пока в начальной стадии проработки.

Мы предоставляем рабочие места бесплатно, ожидая развития от компании, и это достаточно льготные условия. К примеру, в новосибирском технопарке рабочие места предоставляются за определенную плату. В казанском IT-парке «Идея» компании находятся ограниченное время и также оплачивают свое пребывание. У нас же эти услуги бесплатны, но существует достаточно серьезная процедура отбора резидентов.

— Какие там заложены параметры?

— Экспертная оценка. Единого параметра никому не выставишь. В нашей инновационной системе будет создана экспертная коллегия, которая включит в себя более 200 человек. Оттуда выбираются эксперты для оценки проектов, чтобы исключить коррупционность. Таков же и обратный процесс, когда оцениваются результаты работы резидентов.

— Вы говорили об интересах таких корпораций, как «Русал», «Норильский никель». Здесь есть какая-либо политическая игра или это искренний интерес? Как вы считаете?

— Про «Русал» в этом смысле говорить очень просто: это их инициатива. Наша задача — показать возможности. Смешно говорить о том, что можно заставить предприятие заказать продукции, к примеру, на 10 миллионов. Опыт показал, что у некоторых проектов «Русала» в технологиях есть тонкие места, которые они хотели бы еще «покрутить», посмотреть. Работа бизнес-инкубатора интересна «Русалу» именно с точки зрения сокращения затрат.

То же самое и по концерну «Тракторные заводы»: для него была изготовлена конкретная модель, специалисты ее посмотрели и спрашивают: а редуктор сделать можете? Редуктор тоже можем. Хорошо, если сделаете все с заданными параметрами, заключим с вами договор. То есть мы тут ни при чем. В этом и состоит логика конкурентной эконо­мики, любое административное давление намного снижает эффективность инноваций. Так и с «Норильским никелем»: мы стремились показать, чем располагаем. И действи­тельно, два проекта их заинтересовали.

Правда, тут имеется и обратный процесс. Чем важно нахождение в бизнес-инкубаторе помимо возможностей пользоваться его услугами? Тем, что мы приглашаем туда и финансирующие структуры. Это их задача: найти хороший проект, который можно профинансировать. Несколько таких раундов уже проведены. В финансировании участ­вуют Фонд Бортника, посевные фонды, РВК выбрало себе несколько проектов.

Мы намерены масштабировать этот процесс, писать рекомендательные письма, чтобы пролоббировать того или иного кандидата и т.д. Опять же с учетом того, что мы никого не заставляем перечислять деньги, а просто привлекаем внимание. И если первый контакт состоялся, это хорошо. Если видно, что проект выгоден, многие на это реагируют и начинают им заниматься.

К примеру, проект по чистым металлам уже заинтересовал иностранных специалистов. Немцы говорят, что хотят разместить здесь свою лабораторию, компетенция достаточно серьезная. А сейчас на инновационный форум приезжают австрийцы, которые тоже очень заинтересовались проектом.

— Им не проще скупить все на корню и вывезти к себе?

— Все считают деньги. Что нужно выкупать? То, что уже показало, зарекомендовало себя, что можно дальше продавать или коммерциализировать. А тут пока начальный этап, хотя результат очень хороший. Я не исключаю, что какие-то проекты будут забирать сразу, вывозить с территории, скупать на корню. Это тоже возможно.

Но наша главная задача — масштабирование и коммерциализация. Люди приходят к нам с идеей, мы привлекаем под нее финансирующие фонды, некие дополнительные компетенции, предоставляем стандартные услуги в виде аренды, компьютеров, интернета и т.д. Проект стартует, а мы получим свое потом в налогах и рабочих местах.

В технопарке «Идея» мы наблюдали, как авторы проекта в области машиностроения для нефтехимии переезжали в отдельный офис в центре города. Развивали свой бизнес в инкубаторе год, стали самостоятельными, поблагодарили технопарк и уехали. В этом и состоит смысл задуманного. И я уверен, мы поставим дело на поток — проект будет подрастать в бизнес-инкубаторе и технопарке, затем будет переходить в промпарк и начнет работать.

Инновационный форум показал, что одним инкубатором и технопарком мы не обойдемся: настолько большой у края потенциал. Возможностей куда больше, чем пока наших планов. И сейчас нам нужно эти планы масштабировать, потому что итоги уже неплохие, и, значит, надо выходить на новые рубежи. Этим мы будем активно заниматься в 2012 г.

Я не исключаю, что мы заложим какие-то новые дополнительные площадки. Точно будем расширять бизнес-инкубатор, потому что у нас там по плану 40 мест, а желающих явно в разы больше. 75-80 компаний уже полностью готовы стать резидентами. Возможно, создадим специальную сеть, которая будет вести работу во всех основных вузах. В стратегии развития мы провозгласили, помимо 27 федеральных платформ, 13 своих технологических, которые также связаны с вузами. Поддержка в первую очередь будет осуществляться через эти платформы.

— У нас есть свои Стивы Джобсы? Не просто изобретатели, а те, кто знает, что их идеи будут приносить деньги, и понимает, как превратить идею в прибыль?

— Я думаю, Стивов Джобсов нет пока что и в России, не то что в Красноярске. Это мировая величина, такие люди рождаются раз в сто лет. Слишком высокая планка. Но есть очень интересные проекты, которые потенциально вообще могут создавать новые рынки. Не хочу их называть, чтоб не загордились. Хотя, например, проект по наномем­бранам, которым занимается Станислав Хартов, — там может быть столько потенциальных приложений, что автор даже еще до конца не определился, к чему их применить.

Имеются и другие подобные проекты, которые могут вылиться в нечто грандиозное. Есть идеи уникальных моделей для тракторного завода. Гении есть. Но бизнес-инкубатор работает всего несколько месяцев, и трудно пока ожидать невероятных результатов.

Дмитрий БОЛОТОВ
ДЕЛА.ru

© ДЕЛА.ru

 

новости

Аэропорту заказали проект реконструкции советской «взлетки» В Красноярском крае объявили закупку для одного из самых важных транспортных объектов –  взлетно-посадочной полосы международного аэропорта…

Наталья Герасимова: «Лучшее, что взрослые могут сделать для детей, – это вкладываться в отношения с ними» Образование детей – в руках родителей, а при той скорости изменений, которые происходят сейчас, никакая школа мира не успеет дать все необходимое…

Александр Афанасьев: «Число private-клиентов Росбанка в Сибири выросло на 20%» В ситуации глобальных экономических перемен вопросы инвестиций и развития бизнеса становятся еще более многогранными. Действенную поддержку владельцам…

Dела.ru

Сайт Красноярска
деловые новости

© ООО «Дела.ру»

Редакция   Реклама на сайте

На сайте применяются cookies и рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети «Интернет», находящихся на территории Российской Федерации).