Слово «инновации» прочно вошло в набор затертых штампов современного журналистского лексикона, поскольку звучит в победных реляциях чиновников по любому мало-мальски подходящему поводу.
Есть ли в крае инновации на самом деле и наполнено ли у нас это понятие реальными смыслами — об этом ДЕЛА.ru побеседовали с заместителем губернатора края, курирующим вопросы инвестиций и инноваций, Андреем Гнездиловым.
— Андрей Алексеевич, зачем вообще Красноярскому краю инновации? Ведь он всегда прекрасно существовал как промышленный регион. Большинство промышленников, с которыми я общаюсь, говорят: «Это все баловство, от Медведева пошло. Это модно и скоро закончится»…
— Модель экономического развития России в целом и Красноярского края в частности закладывалась в послевоенный, даже военный период. На тот момент она была оптимальна: это были современные и высокотехнологичные производства, которые соответствовали всем представлениям об опережающем развитии промышленности. Для того времени это были инновационные производства. Научными, отраслевыми институтами разрабатывалась конструкторская документация, создавались инновационные проекты. Взять танк Т-34 — для своего времени это был настоящий инновационный продукт.
Но с тех пор модель развития значительно изменилась. Отличные примеры того, что предлагает сегодня экономика, чему должен соответствовать современный регион, есть в Израиле, Финляндии, Сингапуре — по всему миру. Сегодня наличие серьезной промышленности в виде среднего и тяжелого машиностроения, стандартного сектора обрабатывающей индустрии уже, к сожалению, не отвечает современным запросам.
Мы наглядно видим это в других странах, допустим, в той же Америке. Она не вся инновационная, есть регионы, которые работают по старой логике: например, целый ряд предприятий в Питтсбурге, Хьюстоне, Детройте. Это стандартная промышленность без уклонов в особую модернизацию. Но даже эти регионы начинают активно пересматривать свою позицию. Мир переходит к другим алгоритмам развития. Я уже и не говорю о местах, где власть и бизнес заключили союз именно о новом развитии экономики. Область, тяготеющая к Бостону и Стэнфорду, – эти две площадки в США оптимально существуют уже в другой логике. Важно, что это не единичные случаи. Есть подобные примеры перехода в Финляндии, Германии, Франции.
— А насколько для нас критично то, что мы еще не перешли на инновационный путь? Страна погибнет?
— Конечно, не погибнет. Новая экономика должна стать нашим осознанным выбором. Уже последние лет двадцать мы стоим у развилки, но пока никуда с нее реально не шагнули, развиваем лишь какие-то отдельные направления. Развиваем активно, но пока они не очень-то представлены в нашей экономике.
С другой стороны, мы по-прежнему изо всех сил эксплуатируем сырьевую модель. В этом ничего плохого нет. Опыт Канады, например, показывает, что можно великолепно совмещать одно с другим. Могу привести пример: когда мы вводили запретительные меры на круглый лес, Канада очень радовалась и закидывала им Европу, считая, что ничего зазорного в экспорте сырья нет. Если есть экономическая возможность, если это выгодно, почему бы не заниматься такой торговлей? Поэтому и мы как стояли у упомянутой развилки, так и стоим, серьезного движения ни в одну сторону не происходит.
Отмечу: нельзя сказать, что один путь так уж хорош, а другой очень уж плох, — они равные. Если мы хотим стать ОАЭ, то нам — в «сырьевую» сторону. Эмираты до кризиса были одной из самых быстрорастущих экономик мира. И если бы не кризис, вышли бы на очень серьезный европейский уровень. Благополучие ОАЭ, как известно, основано на нефти, и они спокойно продолжают развиваться. То же можем делать и мы при объеме наших запасов. Тогда государство должно вложить серьезные средства в инфраструктуру, транспортную и электроэнергетическую. И соответственно развиваться в этом ключе.
Другой крайний пример — это Сингапур. Там нет вообще ничего, завозится даже питьевая вода. Но есть ультрасовременные предприятия, с высокими технологиями и одним из самым больших в мире экспортов продуктов нефтехимии.
Словом, вот два государства, каждое из которых идет в своем направлении. И нет ничего плохого в том, чтобы двигаться в одну или в другую сторону. Хотя в последнее время мы все больше склоняемся к пути высокотехнологичного развитого производства с применением инноваций. Надеюсь, что окончательно определиться и выбрать дальнейший путь развития мы сможем на IX Красноярском экономическом форуме, который пройдет 16-18 февраля 2012 г. и будет посвящен поиску стратегических инициатив.
— Инновации на Западе — это все-таки плод деятельности больших корпораций. А у нас сейчас заводилой инновационного процесса становится власть. Но способно ли государство вообще выступить его двигателем?
— В Америке развитие инноваций опиралось на позицию государства. Вся Калифорния выросла из оборонных заказов. И Силиконовая долина, и все остальное – это плод корпорации DARPA, которая имела четкую задачу выполнить определенный заказ.
У нас в то же самое время действовали «шарашки», которые никуда дальше не развивались. Мы не прикрутили к ним бизнес, а США сумели это сделать. У них все пошло от государства и дальше легло на конкурентную экономику.
Нигде в мире инновации не насаждаются искусственным путем только потому, что они инновации. И только у нас такое периодически проскальзывает: сделать во что бы то ни стало, даже если это не несет никакой экономической выгоды.
В стране совершается много открытий, технологических и научных, но в экономике они никакой роли не играют. На Западе все иначе. Конкурентная среда рождает идею. Можно ли сделать продукт дешевле? Такой маховик, такая инициатива поддерживалась крупными корпорациями, которые начали развиваться и превратились в гигантов.
— А может ли этот маховик заработать у нас?
— Повторюсь, можно существовать и в экономике, которая одновременно торгует нефтью и производит самые передовые инновации. Но, к сожалению, у нас так и не сложилась до конца эта самая конкурентная среда. Это первое. И второе: кризисы последнего времени сказались на всех, но мы, в отличие от многих, не стартовали до кризиса, и теперь нам еще тяжелее. Сложнее привлекать ресурсы, специалистов в новые проекты, в которые мало кто верит.
Третий момент: в России не создана среда начальных инвестиций. Нет предпринимательского азарта, который присутствует в капиталистических странах, в том же Сингапуре. Чтобы из мысли что-то получалось, ее надо финансировать. В Америке объем начальных инвестиций в проект делится пополам между венчурными фондами и так называемыми бизнес-ангелами. Бизнес-ангелы – это люди, которые выделяют средства на реализацию проектов. У нас подобного нет, а ведь это очень благоприятная среда для развития инвестиций.
— Существует ли у нас вообще какая-либо поддержка инноваций?
— Красноярский край — субъект с традиционной экономикой, и, по идее, нам незачем заниматься инновациями. Но мы хотим иметь больший бюджет и больший доход и поэтому считаем важным инновационное направление, тем более что оно способствует развитию традиционных отраслей.
Осознав все это на уровне концепции, в этом году в крае приняли стратегию инновационного развития, создали министерство инвестиций и инноваций. И дальше начали последовательную работу: бизнес-инкубатор, технопарк, промпарк, начали выстраивать структурную линейку.
Я считаю, что в рамках Красноярского края мы имеем возможность развивать оба направления и тесно перевязывать их между собой. Могу привести пример «Русала», который начал активно сотрудничать с бизнес-инкубатором. «Норильский никель» тоже оценил наши проекты и выразил готовность с ними работать. Представителям концерна «Тракторные заводы» также понравились наши разработки, специально для них были изготовлены прототипы. Это экономия и времени, и ресурсов, такие своего рода сообщающиеся сосуды.
Есть известный скепсис, что вот в Израиле такое можно делать, а у нас ничего не получится. Это неправильно. Взять, к примеру, Татарстан, который показывает успешное сочетание традиционной и инновационной экономики. Нефтехим у них как был, так и есть, но при этом развивается новая, очень качественная промышленность. Нужно развивать и то, и другое, и ни в коем случае не в ущерб традиционному сектору. Первый этап освоения Нижнего Приангарья показал очевидный эффект для бюджета и для всего края. Естественно, в Нижнем Приангарье надо приступать ко второму этапу. Но параллельно при этом развивать и промпарки в Железногорске и Красноярске. Это в целом о том, надо или не надо заниматься инновациями и зачем.
Теперь перейдем к вопросу о том, куда это все продавать. Смысл бизнес-инкубатора — это не просто срочно создать какой-то эксклюзивный проект, которым можно гордиться (хотя есть уже и такие, которыми можно гордиться, и они уже начинают продаваться). Ключевой смысл — в создании среды, которая дает возможность пообщаться, продвинуть какие-то совместные идеи, начать новые совместные проекты.
Для старта инновационных разработок в Красноярском крае полное отсутствие среды было ключевой проблемой. И появившийся теперь бизнес-инкубатор – это возможность собраться на одной площадке людям с разными взглядами как на науку, так и на особые производства, со знаниями в разных отраслях. Попробовать проработать разные бизнес-идеи, из которых могут родиться какие-то новые проекты. Эта среда активно зарождается, и мы подкрепили ее хорошим оборудованием.
Могу сказать, что уже реальны новые проекты в области ЖКХ, начинают продаваться и проекты по чистым металлам. Я думаю, все они в будущем году благополучно покинут бизнес-инкубатор и смогут работать самостоятельно, без нашей поддержки. Бизнес-инкубатор — это отличный способ получить набор определенных услуг, которые трудно найти на рынке или можно найти только за деньги.
— А не возникает иждивенческих настроений?
— Нет, у нас есть четкое понимание проблемы. Если проект не развивается, стоит на месте, проедает средства и ничего не создает — является «грантоежкой», как говорит наш коллега из технопарка «Идея» в Казани, — значит, мы с ним попрощаемся через год.
Понятно, что бывают просчеты с коммерциализацией идеи. У нас есть специальная комиссия, которая пытается предвосхитить развитие ситуации. По статистике, из вновь создаваемых бизнесов 80% будет закрыто в течение года, а 20 останется. В ситуации с бизнес-инкубатором все наоборот: 20% погибает, а 80 — выживает. Но это постоянный процесс, это жизнь, и если бы все проекты удавались, не было бы бизнеса как такового.
Порой проект может быть хорошим, но человек, не доделав его, хватается за другое. В наших полномочиях указать ему на это и даже расстаться с ним, если он не уделяет начатой работе должного внимания.
Таким образом, из наших проектов 80% должны в хорошем смысле «стартануть». Не исключаю, что они могут и сидеть на месте по несколько лет. Недавно один мой коллега из Москвы ездил в Бостон, где есть инновационный квартал — специально созданная инновационная инфраструктура. В составе квартала инкубатор на 80 мест. Принципы работы которого абсолютно такие же: привлекаются деньги инвестора и государства, резиденту предоставляются рабочее место и вся инфраструктура. Действует серьезный отбор: на входе стоят 300 проектов, которые очень хотят попасть в инкубатор. У нас ситуация практически та же — и даже заявок на входе около трехсот. Понятно, что половина из них находится пока в начальной стадии проработки.
Мы предоставляем рабочие места бесплатно, ожидая развития от компании, и это достаточно льготные условия. К примеру, в новосибирском технопарке рабочие места предоставляются за определенную плату. В казанском IT-парке «Идея» компании находятся ограниченное время и также оплачивают свое пребывание. У нас же эти услуги бесплатны, но существует достаточно серьезная процедура отбора резидентов.
— Какие там заложены параметры?
— Экспертная оценка. Единого параметра никому не выставишь. В нашей инновационной системе будет создана экспертная коллегия, которая включит в себя более 200 человек. Оттуда выбираются эксперты для оценки проектов, чтобы исключить коррупционность. Таков же и обратный процесс, когда оцениваются результаты работы резидентов.
— Вы говорили об интересах таких корпораций, как «Русал», «Норильский никель». Здесь есть какая-либо политическая игра или это искренний интерес? Как вы считаете?
— Про «Русал» в этом смысле говорить очень просто: это их инициатива. Наша задача — показать возможности. Смешно говорить о том, что можно заставить предприятие заказать продукции, к примеру, на 10 миллионов. Опыт показал, что у некоторых проектов «Русала» в технологиях есть тонкие места, которые они хотели бы еще «покрутить», посмотреть. Работа бизнес-инкубатора интересна «Русалу» именно с точки зрения сокращения затрат.
То же самое и по концерну «Тракторные заводы»: для него была изготовлена конкретная модель, специалисты ее посмотрели и спрашивают: а редуктор сделать можете? Редуктор тоже можем. Хорошо, если сделаете все с заданными параметрами, заключим с вами договор. То есть мы тут ни при чем. В этом и состоит логика конкурентной экономики, любое административное давление намного снижает эффективность инноваций. Так и с «Норильским никелем»: мы стремились показать, чем располагаем. И действительно, два проекта их заинтересовали.
Правда, тут имеется и обратный процесс. Чем важно нахождение в бизнес-инкубаторе помимо возможностей пользоваться его услугами? Тем, что мы приглашаем туда и финансирующие структуры. Это их задача: найти хороший проект, который можно профинансировать. Несколько таких раундов уже проведены. В финансировании участвуют Фонд Бортника, посевные фонды, РВК выбрало себе несколько проектов.
Мы намерены масштабировать этот процесс, писать рекомендательные письма, чтобы пролоббировать того или иного кандидата и т.д. Опять же с учетом того, что мы никого не заставляем перечислять деньги, а просто привлекаем внимание. И если первый контакт состоялся, это хорошо. Если видно, что проект выгоден, многие на это реагируют и начинают им заниматься.
К примеру, проект по чистым металлам уже заинтересовал иностранных специалистов. Немцы говорят, что хотят разместить здесь свою лабораторию, компетенция достаточно серьезная. А сейчас на инновационный форум приезжают австрийцы, которые тоже очень заинтересовались проектом.
— Им не проще скупить все на корню и вывезти к себе?
— Все считают деньги. Что нужно выкупать? То, что уже показало, зарекомендовало себя, что можно дальше продавать или коммерциализировать. А тут пока начальный этап, хотя результат очень хороший. Я не исключаю, что какие-то проекты будут забирать сразу, вывозить с территории, скупать на корню. Это тоже возможно.
Но наша главная задача — масштабирование и коммерциализация. Люди приходят к нам с идеей, мы привлекаем под нее финансирующие фонды, некие дополнительные компетенции, предоставляем стандартные услуги в виде аренды, компьютеров, интернета и т.д. Проект стартует, а мы получим свое потом в налогах и рабочих местах.
В технопарке «Идея» мы наблюдали, как авторы проекта в области машиностроения для нефтехимии переезжали в отдельный офис в центре города. Развивали свой бизнес в инкубаторе год, стали самостоятельными, поблагодарили технопарк и уехали. В этом и состоит смысл задуманного. И я уверен, мы поставим дело на поток — проект будет подрастать в бизнес-инкубаторе и технопарке, затем будет переходить в промпарк и начнет работать.
Инновационный форум показал, что одним инкубатором и технопарком мы не обойдемся: настолько большой у края потенциал. Возможностей куда больше, чем пока наших планов. И сейчас нам нужно эти планы масштабировать, потому что итоги уже неплохие, и, значит, надо выходить на новые рубежи. Этим мы будем активно заниматься в 2012 г.
Я не исключаю, что мы заложим какие-то новые дополнительные площадки. Точно будем расширять бизнес-инкубатор, потому что у нас там по плану 40 мест, а желающих явно в разы больше. 75-80 компаний уже полностью готовы стать резидентами. Возможно, создадим специальную сеть, которая будет вести работу во всех основных вузах. В стратегии развития мы провозгласили, помимо 27 федеральных платформ, 13 своих технологических, которые также связаны с вузами. Поддержка в первую очередь будет осуществляться через эти платформы.
— У нас есть свои Стивы Джобсы? Не просто изобретатели, а те, кто знает, что их идеи будут приносить деньги, и понимает, как превратить идею в прибыль?
— Я думаю, Стивов Джобсов нет пока что и в России, не то что в Красноярске. Это мировая величина, такие люди рождаются раз в сто лет. Слишком высокая планка. Но есть очень интересные проекты, которые потенциально вообще могут создавать новые рынки. Не хочу их называть, чтоб не загордились. Хотя, например, проект по наномембранам, которым занимается Станислав Хартов, — там может быть столько потенциальных приложений, что автор даже еще до конца не определился, к чему их применить.
Имеются и другие подобные проекты, которые могут вылиться в нечто грандиозное. Есть идеи уникальных моделей для тракторного завода. Гении есть. Но бизнес-инкубатор работает всего несколько месяцев, и трудно пока ожидать невероятных результатов.
Дмитрий БОЛОТОВ
ДЕЛА.ru