Третий не лишний

Новый закон «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)» предоставляет гражданам небольшой и неоднозначный выбор: решать спорный вопрос в суде или за столом переговоров, с участием медиатора.
В Красноярске у последнего способа отыскались свои сторонники. Однако остается вопрос: насколько новый метод окажется эффективнее судебного разбирательства?

Речь, по сути, идет о процессе посредничества. Медиатор — нейтральная, беспри­страстная, незаинтересованная в конфликте сторона — призван помочь спорящим найти устраивающее их решение конфликта, при этом никак не влияя на само решение.

«Переговорный процесс существовал всегда, но теперь ему придали недостающую правовую базу, — говорит советник губернатора Красноярского края, президент Адвокатской палаты Красноярского края Сергей Мальтов. — Законом определено правовое положение сторон в период переговоров, правовое положение СРО и права медиаторов, внесены изменения в законодательные акты, которые регулируют судебную процедуру».

И хотя медиация в России сегодня не слишком распространена, опыт ее применения имеется уже у нескольких городов: Москвы, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга.

Как рассказывает заместитель генерального директора юридической фирмы «Первый Поверенный» Александр Яценко, в Москве считают, что таким посредничеством может заниматься любой человек вне зависимости от профессии, а основным критерием эффективности услуги является показатель дохода медиатора.

В Петербурге и Екатеринбурге, по его словам, подход совершенно другой. Однако разность во взглядах на кандидатуру медиатора не мешает говорить о положительных результатах применения медиации.

По словам председателя Арбитражного суда Красноярского края в отставке, заслу­женного юриста РФ, члена совета регионального отделения Ассоциации юристов России Тамары Машкиной, в арбитражных судах Свердловской области была предпринята попытка обучить судей приемам урегулирования конфликта с помощью мирового соглашения. «У тех судей, которые обучились приемам медиации, процент мировых соглашений по делам колеблется от 25 до 36», — говорит г-жа Машкина.

Копейка рубль бережет

Медиативная процедура должна быть дешевле, чем судебный процесс, потому что предусматривает только вознаграждение медиатору, которое, по мнению Сергея Мальтова, будет со поставимо с гонораром юриста, практикующего по арбитражному делу. Законом установлено, что деятельность профессиональных медиаторов, в част­ности размер их гонорара, должна контролировать СРО. Чтобы создать такую саморегу­лируемую организацию, нужно иметь как минимум 100 профессионально подготовленных медиаторов, прошедших обучение и получивших лицензию. Соот­ветственно, пока нет СРО, невозможно в точных цифрах говорить о конкретных суммах.

Но очевидно, что из суммы расходов на медиативное разрешение конфликта будут исключены обычные издержки судебного процесса: транспортные и почтовые расходы, уплата госпошлины и прочее, а значит, медиация должна быть дешевле разбирательства в арбитражном суде. Другим плюсом будет ее оперативность — конечный результат зависит только от двух сторон и медиатора, нет нужды придерживаться судебных сроков рассмотрения дела, и при желании обеих сторон спор можно будет разрешить гораздо быстрее, чем в суде. Кроме того, некоторые комментаторы подчеркивают эффектив­ность медиации.

«Медиативное соглашение не имеет обязательного характера для сторон, но его исполнимость в разы выше, чем исполнимость судебных решений, — говорит Александр Яценко. — Потому что судебное решение всегда принимается в пользу одной стороны против другой, медиативное же учитывает интересы обеих сторон».

Однако в самой реализации медиативной схемы есть свои трудности. Сергей Мальтов видит их уже в том, что если две стороны уже обращались в суд, посадить их после этого за стол переговоров будет сложно.

«Они уже не смогли договориться, а им предлагают: „Вы все же попробуйте, и еще при этом заплатите посреднику деньги“, — продолжает он. — Ведь за услуги медиаторов предусмотрена плата, а СРО, наверное, будет стремиться еще более увеличивать эти ставки».

Кроме того, если применять медиацию во время судебного процесса, это будет значить его приостановление на 60 дней. И в случае неудачных переговоров (что, в принципе, возможно на первых порах существования медиации) стороны потеряют два месяца. По мнению Александра Яценко, вполне вероятно, что иногда стороны начнут исполь­зовать медиатора для того, чтобы «заволокитить» дело.

«Если судебная процедура началась, то деньги уже потрачены: юристы и госпошлина оплачены, исковое заявление подано, судебная машина завертелась, — говорит г-н Мальтов. — Поэтому введение медиации на стадии судебного разбирательства, безус­ловно, приведет к удорожанию спора, и только на досудебной стадии — удешевит его». На подобные предположения активисты медиативного движения отвечают так.

«Я думаю, что практика расставит все по своим местам, — говорит Тамара Машкина. — Можно предусмотреть в процессуальных кодексах, чтобы, если дело закончилось разрешением спора на уровне медиации, госпошлина возвращалась бы из бюджета: ведь суд не работал и государство не понесло затрат».

Подводные камни

Так как медиация в России развита пока недостаточно, вполне вероятно, что по мере развития она породит ряд проблем. «Наступит январь 2011 года, и точно так же, как с арбитражными управляющими и другими профессиями, которым открыл вход законо­датель, на трудовой рынок войдет огромное количество лиц, далеко не всегда нас­троенных добросовестно оказывать услуги, — говорит Александр Яценко. — Профессия медиатора многими будет воспринята как способ заработать».

Кроме того, пока неизвестно, как отреагирует судебная система на практику применения медиации. Время покажет, будет ли вообще подобная процедура выгодна суду. Система арбитражных судов хорошо устроена и жестко контролирует сроки, а при использовании медиации судебный процесс приостанавливается на 60 дней.

«Неплохо, если в результате медиации будет достигнуто медиативное соглашение, но может выйти и по-другому, — предполагает г-н Мальтов. — Судебная статистика все это проанализирует, судебная же система подумает, зачем ей это надо: все, во что выльется применение медиации, — это нарушение сроков рассмотрения дел».

Нетронутые дебри

Есть и более глубинные вопросы, которые медиация могла бы затро­нуть, но не затро­нула, — это приме­нение медиации к спорам с учас­тием власти. Но как раз в этой части, где подобный способ разре­шения споров действительно нужен и мог бы помочь, закон его использовать не позволяет.

Получается некоторая однобо­кость: к примеру, поставщик и потребитель услуг могут договариваться между собой, но не могут — с государством.

«Для предпринимателей куда важнее споры в области административных правоотно­шений, когда другой стороной выступают фискальные органы, — говорит г-н Мальтов.

— Ну и как с ними договариваться? Их представляют чиновники, свя­занные инструк­циями, законами, подзаконными актами, которые, даже если бы хотели, не смогли бы предоставить бизнесмену рас­срочку. Сделать это им не позво­лит их ведом­ственное положение».

С другой стороны, пускать медиаторов во «властную» сферу опасно: потенциально этот рынок является более коррумпиро­ванным, а дополнительных гаран­тий незаинтересо­ванности медиа­тора в конкретном разрешении спора не существует.

Неоднозначные новшества

Чтобы идти в ногу со временем, в нашем крае создан Координационный центр по продви­жению медиации. По словам Тамары Машкиной, в него вошли представители четырех организаций: Юридического института СФУ, Торгово-промышленной палаты Красно­ярского края, Союза промышленников и предпринимателей и регионального отделения Ассоциации юристов России.

«Первая проблема состоит в том, что у нас нет ни обученных медиаторов, ни людей, способных их обучить, — говорит г-жа Машкина. — Мы провели переговоры с Уральской юридической академией, которая уже имеет опыт по обучению медиаторов, и они готовы принять на соответствующие курсы группу или две, чтобы потом эти люди смогли сами обучать других медиативной деятельности».

Представители вышеупомянутых четырех институтов выступят учредителями некоммерческой организации — Центра медиации и права.

«Я думаю, что реально центр будет создан в конце 2010 — начале 2011 года, — продолжает Тамара Машкина, — но поначалу как просто юридическое лицо, организация, в которой, пока не появились обученные медиаторы, некому будет работать».

Несмотря на это, представители судебной власти несказанно рады открывшейся перспективе облегчить работу судов. «С учетом того энтузиазма, который присутствует у создателей Центра медиации и права в Красноярском крае, а также при нашей поддержке, — говорит первый заместитель председателя Красноярского краевого суда Сергей Асташов, — есть надежда, что медиация будет достаточно популярной и в какойто степени разгрузит суды».

Как уже было сказано, среди пропагандистов медиации числится Союз промышленников и предпринимателей Красноярского края (СППКК), при котором еще в июне 2009 года был создан Совет медиации.

По словам директора Центра антикризисного управления, заместителя председателя Совета медиации при СППКК Виктора Глухова, в роли медиаторов в нем выступают не специально обученные люди, а влиятельные в разных областях лица, которым бизнесмены могут доверять. С начала существования Совета медиации рассмотрено 28 споров, и, как говорит Виктор Глухов, «после наших медиаторов в суд эти люди не обращались».

Но чтобы говорить об эффективности медиаций, в которых посредниками выступают «влиятельные в разных областях лица», нужно определиться с пониманием роли медиатора. Александр Яценко считает, что медиатор изначально не может быть для кого-то «своим», это независимая сторона, которая не имеет ничего общего ни с одним из участников конфликта.

О странном толковании СППКК закона о медиации говорит и Сергей Мальтов, объясняя свое понимание роли посредника. «Может быть, здесь и нужны специальные знания, но прежде всего медиатор — это психолог, социолог, психоаналитик, специалист в области конфликтологии и немножко правовед, — говорит он.

— Это мастер компромисса, он не принимает решения и не несет никакой ответст­венности, а просто помогает сторонам найти ответ». Кроме того, Сергей Мальтов выражает свои опасения насчет целей СППКК: «Если бы инициативу в создании СРО медиаторов высказали специалисты в области конфликтологии, я был бы всеми руками „за“, но когда инициатором выступает коммерческая структура, то, скорее всего, она создает это для зарабатывания денег».

Смутные перспективы

Казалось бы, метод медиации не так уж плох, но остаются опасения, что в России он популярным, по крайней мере, в ближайшее время не станет. Дело в том, что профессия медиатора востребована «сверху», а не «снизу», и нужно, чтобы на нее сформировался определенный социальный заказ, а для этого должно пройти некоторое время.

«В трудовых и семейных отношениях медиация будет востребована, и население осознает важность этого способа разрешения конфликтов, как только он начнет давать положительные результаты, — считает Александр Яценко. — В плане имущественных гражданских отношений ситуация сложнее, осознание необходимости медиации будет длиться дольше, на это потребуются годы».

Сергей Мальтов настроен скептически. «Мы всегда верили в царя-батюшку, а не в пере­говоры, — говорит он. — Кроме того, нужно быть очень хорошим бизнесменом, чтобы понимать, что лучше сесть за стол переговоров и спокойно утрясти за ним все спорные вопросы, а „в бумагу“ положить только жесткий результат». Сергей Мальтов полагает, что предприниматели не будут готовы к медиации, так как не верят в нее, а мощные игроки договариваются и без Центра медиации и права.

Тамара Машкина считает, что процесс освоения медиации не будет быстрым. «Наше правосознание ориентировано на то, что конфликты разрешаются судом: слишком низка в стране правовая культура, — говорит она. — Думаю, что этот способ начнет работать лет через 10–15, когда изменится психология и у простых граждан, и у людей, причастных к проблеме».

Текст: Светлана Губанова
Журнал «Советник. Грамотное управление»