О чем молчит законопроект о губернаторских выборах

Законопроект о выборах губернаторов, внесенный президентом на обсуждение Госдумы, интересен прежде всего как симптом фундаментальных российских раздвоений: «власть — народ» и «столица — провинция».

Эпиграф

— Товарищ капитан, разрешите посмотреть телевизор. — Смотрите. Только не включайте. Армейская шутка

О необходимости децентрализации и, в частности, выборов глав регионов Дмитрий Медведев говорил более полугода назад. Позже Владимир Путин модернизировал идею «президентским фильтром» — т.е. каждый кандидат должен получить одобрение президента. В итоге появился медведевский законопроект, согласно которому партии и самовыдвиженцы могут выставлять свои кандидатуры на открытые губернаторские выборы. Последним придется собирать подписи — их количество определяет регио­нальный парламент; первые от этой заботы избавлены.

Правда, конкретного «фильтра», предложенного Путиным, в законопроекте нет, вместо него — расплывчатая фраза о том, что выдвижение кандидатов партиями «может осуществляться после консультаций с президентом». Зато у президента есть право отрешать всенародно избранных от должности за коррупцию либо по инициативе населения, которое обращается к главе государства. В обоих случаях требуется соответствующее подтверждение суда.

Юридически подкованные граждане из оппозиции уже успели поиздеваться над некото­рыми формулировками законопроекта (по-моему, зря — ведь это только заготовка, к тому же нет оснований сомневаться в грамотности думских специалистов, которые в любом случае доведут продукт до нужной кондиции), практически все знаковые персоны уже высказались на данную тему. Мнения настолько предсказуемые, что останавливаться на них нет смысла. Предположительно закон будет принят в начале лета.

Лучшее — детям

Идею «фильтра» Путин объяснил необходимостью не допустить к власти в регионах криминал и экстремистов. То есть подразумевается, что без президентского ОТК население именно таковых и выберет.

Сама по себе идея — независимо от того, воплотится она или нет, — весьма симптоматична для психологического портрета власти. Провозгласив ее, Владимир Владимирович показал себя уже не столько признанным «национальным лидером», сколько «отцом нации». Лояльные комментаторы называют законопроект шагом вперед, некой промежуточной ступенью к настоящей взрослой демократии.

Но в действительности путинское видение выборов напоминает не то чтобы шаг назад, а возврат к архетипу «царь — отец, подданные — дети», поскольку именно отец знает, что его чадам на пользу, а что во вред. Сам ребенок не в состоянии отличить плохое от хорошего.

При действующей практике, когда региональные парламенты мирно принимали президентских назначенцев, эти «родительские чувства» особо не проявлялись. Власть и народ занимались своими делами. Теперь же обозначилась несколько иная модель отношений. Народу объявили, что его допускают до игр на свежем воздухе, но играть ребеночек будет под присмотром, только в приличные, развивающие игры и только с хорошими мальчиками и девочками. Для его же, разумеется, блага.

Вышесказанное — утрированный перевод того, как идея выборов была представлена в официальных СМИ. Основной мотив — отсутствие у народа демократического опыта. Тот, что имел место с 1996-го по 2004 гг., целиком должен уйти в брак.

Вот весьма характерная цитата из сюжета в программе «Время»: «На момент упразднения губернаторских выборов регионы России напринимали (замечательное слово. — А. Г.) свои внутренние законы, часто противоречившие Конституции, у власти в некоторых субъектах Федерации оказались ставленники крупного бизнеса или местного криминала с намерением управлять там пожизненно — страна находилась у очень опасной для сохранения единства черты».

В качестве главных итогов беспризорного детства приводятся всплеск национализма, теракты и, наконец, война в Чечне. Действительно, выборы губернаторов были упразд­нены в 2004-мпосле теракта в Беслане (и целой серии предшествующих терактов). Рейтинг Путина тогда был высок, он сумел возглавить борьбу с врагом и сам стал олицетворением этой борьбы. Поэтому выборы губернаторов при таком доверии президенту и обилии отвлекающих факторов исчезли без лишнего шума.

Напомню, чуть раньше, на парламентских выборах 2003 г., население разом придавило всю популяцию либералов ельцинской эпохи, и самозваные «совести нации» ушли в несистемную оппозицию.

К тому же параллельно шло ползучее наступление на полномочия всенародно избранных, перераспределение ресурсов пользу центра, так что и для местных элит отмена выборов также не стала потрясением. Путин решал главный вопрос своего второго срока — вопрос управляемости — и, по большому счету, успешно решил его.

По мере триумфального возведения «вертикали» как-то само собой забывалось, что изначальный повод откровенно притянут за уши. Какое отношение к мятежному Кавказу и вообще национальному вопросу (для которого есть свои особые методики) имеют выборы губернаторов и девять десятых территории страны — непонятно да уже и неважно.

А потом наступила наша знаменитая стабильность с ее социальными подарками. И для власти все, казалось бы, складывалось наилучшим образом.

Однако декабрь 2011-го показал, что это не совсем так. Выяснилось, что народ, мягко говоря, не слишком доволен отведенной ему ролью исключенного элемента. Власти надо было что-то ответить, но поскольку открытие было крайне неожиданным, то и ответ получился скорым и вполне искренним — так появилась идея выборов с «фильтром», штука странная и, возможно, уникальная в практике мировой демократии.

Путин по-своему любит народ и не имеет привычки разговаривать с ним сверху вниз — поэтому для большей доверительности, чтобы глаза в глаза, он приседает на корточки.

Очевидная мысль, что этот самый «исключенный элемент» состоит из взрослых людей, которым такая манера может показаться не совсем понятной и тем более приятной, выветрилась из сознания за время стабильности. Разумеется, не может быть и речи о самой возможности обращения власти к народу как к равному — как, например, это сделал Рузвельт в самом начале Великой Депрессии.

Механизм бездействия

Теперь о том, что может быть на самом деле.

«На мой взгляд, Госдума не примет законопроект в том виде, в котором представил его президент, — говорит красноярский политолог Сергей Комарицын. — В частности, „президентский фильтр“ в виде консультаций политических партий с главой государства не пройдет, поскольку эта норма не соответствует ни российской Конституции, ни мировой практике.

Что касается реализации закона, то до мая-июня, когда его планируется принять, произойдут переназначения губернаторов во многих регионах. Сегодня в более чем 40 субъектах Федерации губернаторы назначены недавно, в том числе в Красноярском крае: здесь и двух лет не прошло. Переназначения произойдут и в ближайшем будущем. И поскольку в законопроекте говорится о том, что выборы можно проводить только после окончания срока полномочий действующего губернатора, то в действительности реали­зация прямых выборов отодвигается года на два-три. Во всяком случае, в ключевых регионах их в это время не будет.

Выборы будут провозглашены, но политической практикой не станут. А поскольку идет довольно серьезная политизация, радикализация общества, то отодвинутая во времени реформа сыграет не совсем ту роль, на которую рассчитывают авторы законопроекта.

Не вовремя принятое решение — неправильное решение. Если бы хотя бы в некоторых регионах выборы состоялись в нынешнем политическом сезоне, это несколько успо­коило бы общество. Когда же все отодвигается за 2015 г., то инициатива власти не имеет значения, поскольку к тому времени не будет Госдумы в ее нынешнем составе — думаю, она досрочно прекратит свое существование. Возможно, произойдут и другие, более радикальные перемены».

Ностальгия

Красноярский край, несомненно, относится к числу ключевых регионов, которым, по словам политолога, выборы в ближайшем будущем не грозят. Между тем сама демократическая история нашего замечательного субъекта подтверждает его значимость. Две из трёх кампаний края прогремели на всю страну, при этом каждая из них обозначала определенный исторический процесс.

Победа на выборах Александра Лебедя, политика федерального масштаба, дала старт массовому переходу краевых предприятий в собственность столичных капиталистов. Процесс сопровождался обилием анекдотических ситуаций и персон (вспомнить хотя бы краткую речь Алена Делона у памятника Ленину, юных замов губернатора, Вернера и Петрушко, уверенных, что Дудинка — это деревня под Красноярском, выписанную с Первого канала Арину Шарапову, восхищавшуюся «простым рабочим парнем» банди­том Пашей Цветомузыкой, и, наконец, битву титанов — Лебедя и Быкова), но закончился трагически.

Приход Александра Хлопонина начался грандиозным скандалом (Путин лично растас­кивал по углам сцепившихся «Хлопошу хорошего» и Александра Усса, не пожелавшего мириться с поражением), однако постепенно вылился в мирный процесс политического утверждения ФПГ, господствующей на данной территории.

Примерно то же самое происходило и в других регионах, где было за что бороться. Непонятно, почему сейчас путинские пропагандисты помещают «ставленников крупного капитала» в один ряд с местным криминалом и экстремистами. Дальнейшая карьера Хлопонина — ярчайшее тому опровержение. Да и большинство прочих ключевых персонажей тех памятных историй прекрасно перешли из демократии в стабильность.

Но главное — избиратель не чувствовал себя «исключенным элементом»: его убеждали, уговаривали, перед ним заискивали, стремились удивить, подразумевая, что оконча­тельное решение все равно останется за ним.

Вопрос доверия

По мнению Сергея Комарицына, выборы губернаторов рано или поздно вернутся в российскую политическую жизнь.

«Медведев сам сказал, что нынешняя политическая система себя исчерпала, поэтому нужна демократизация — и с точки зрения рационального развития, и с точки зрения самосохранения власти. Разумеется, это позиция Путина — главного человека в нашей стране.

Однако сейчас трудно предположить, каким медведевский законопроект окажется на выходе. Несмотря на декларируемую предсказуемость мартовских выборов, вряд ли возможно с той же уверенностью предсказать их последствия. Дело не в том, насколько грамотно будет реагировать власть на те или иные события, — здесь проявляются материи более основательные.

Одна из них расположилась по линии старинного русского разлома „столица — провинция“. Как заметил в свое время Илья Кормильцев, „у них“ различие между Парижем и глубинкой — количественное (по числу жителей), у нас — качественное. Одно из проявлений такого „качества“ — централизация всего, что только можно централи­зовать».

«Когда Москва все забрала себе, ничего толком не дает регионам, нет никакой разницы, кто будет губернатором — избранный или назначенный, — считает депутат краевого Заксобрания Олег Пащенко. — Я жалею человека, который в такое время приходит на должность главы региона. Ничего он не может сделать. Первое дело — положение в стране, а не выборы».

Принято считать, что централизация уберегает ресурсы от разворовывания провинциальными чиновниками. По умолчанию столица воровать не может. Дело не в чиновниках — сама нынешняя конструкция управления говорит о том, что центр не оспаривает способность периферии только к воровству и глупости. Все остальное — под большим вопросом.

Другая основательная материя — доверие власти народу. (Обычно используется обратная конструкция: о доверии народа власти, без которого последняя будто бы не мыслит своего существования).

В мрачные периоды истории, например при Николае Первом или Сталине, власть откровенно боялась народа, отчего стремилась законопатить его в военные поселения, лагеря и прочие надежные места. Сейчас такое впечатление, что власть впервые видит народ и ведет себя соответственно — ступенчато исследует его с использованием муляжей и обманок вроде нынешнего законопроекта.

Собственно, так и следует подходить к любому малознакомому субъекту. Все же есть надежда, что недалекое будущее даст массу возможностей для более близкого знакомства.

Александр Григоренко
ДЕЛА.ru