Отшумевшая приемная кампания в вузы в очередной раз подтвердила тенденцию падения спроса на инженерные профессии, естественные и точные науки. Юристы-экономисты, вместе с прочими гуманитариями, как и прежде, во главе абитуриентских колонн.
По статистике СФУ, опубликованной еще в середине августа, безусловные лидеры — таможенное дело и реклама, где конкурс 11–15 человек на место. В аутсайдерах — машиностроение, химия, физика, математика и пр. с показателем чуть больше единицы.
Более того, специалисты уверяют, что разрыв между «лириками» и «физиками» продолжает расти.
И это — несмотря на заклинания государства «не учиться на безработных», столь же пафосные прорицания промышленного роста, который потребует всеобщей мобилизации технарей, и заламывания рук по поводу нашей, мягко говоря, скромной доли в мировом производстве интеллектоемкой продукции — 0,4%, против 20 японских и 14 американских процентов.
Об опасности этой тенденции говорят многие. Чем грозит многолетнее преобладание гуманитариев над технарями? И почему молодежь упорно гнет свое? Ведь молодежь — не только наше будущее. Она — наше настоящее и недалекое прошлое.
Вместо прелюдии
Кафе. За столиком, заставленном пивными бутылками, три барышни оживленно спорят. Наконец, одна демонстративно достает из сумочки две голубоватые бумажки…
— Передашь?
... и тут же — четко, на весь зал.
— Маша, убери свои деньги. Я же тебе объясняю: пятьсот — зачет, тыща — экзамен. Дороже социология никогда не стоила.
Если подойти к теме совсем просто, то одна эта фраза объясняет популярность гуманитарных наук среди молодежи, равно как и отсутствие каких-либо феноменальных достижений в этих науках за последние годы. Более того, она объясняет и неприличное падение элементарной грамотности. Гениальные сочетания «мясо говядины» и «мясо свинины» от рукописных ценников возвысились до рекламных постеров. И никакой катастрофы. Но простота, извините за банальность, хуже воровства.
Во-первых, девушек не стоит воспринимать всерьез. Девушки получат место, где не требуется никаких специальных знаний (только природные склонности), выйдут замуж и наличие у них диплома окончательно станет фактом ничтожным.
Абитуриенты сегодня стали «хуже мыслить»
Во-вторых, демонизировать вузовскую коррупцию, по меньшей мере, глупо. Выпускники, регулярно покупавшие зачеты и экзамены по твердой таксе, — вне образованного класса, и потому не могут быть предметом анализа деятельности высшей школы. Это не ее продукт, это ее шлак. Тот же, кто пришел в вуз за знаниями, все равно их добудет — даже в «академиях», размещающих рекламу на заборах и арендующих «аудитории» в офисных зданиях.
А жажда знаний в той или иной степени изначально свойственна человеку. Сложность вопроса не в способе ее утоления — по большому счету сейчас для этого нет непреодолимых препятствий. Сложность заключается в изменении характера самой жажды.
История тенденции
Взгляд «физика»
Моя милейшая математичка говорила: «Я понимаю, когда вы получаете двойки по алгебре… Но по литературе! Ведь это же ска-а-азка!». Было это около 30 лет назад. В то время страна упивалась своим могуществом, слова «крупнейший» и «первый» (разумеется, в мире) были привычными прилагательными к нашим сооружениям и изобретениям. «Физики», по памятному выражению Бориса Слуцкого, были в почете, «лирики» — в загоне, и, кстати сказать, в простонародье считались почти тунеядцами.
(В действительности эти две вполне оформившиеся «конфессии» вовсе не враждовали между собой. Более того, переход из одной в другую мог стать своего рода вызовом мейнстриму и заслужить одобрение: из вчерашних «физиков» выходили заметные социологи, публицисты, и само собой, поэты и писатели).
Техническое превосходство, опирающееся на передовую инженерную мысль, — аксиома, которая не знала даже попыток опровержения.
Однако не стоит думать, что нашествие «лириков» (на этот раз действительно в кавычках) совпало с кардинальными переменами. Говорит Валентин Журавлев, профессор, доктор физико-математических наук, проректор-директор Института фундаментальной подготовки СФУ:
«Тенденция началась давно, но причина вовсе не в стагнации промышленности или переориентации России на сферу услуг. Информационные технологии и автоматизация производств освобождают от физического труда много людей. Уже в 80-е, когда я был деканом теплоэнергетического факультета Красноярского политехнического института, спрос на инженерные специальности упал, правда, не так резко. В вузах об этом знали, хотя СМИ не обращали на это внимания. Тогда мы были на вершине, инженерные профессии считались привилегированными».
С другой стороны, рассуждает профессор, сфера услуг, прежде всего государственных, в последние годы бурно развивалась. Отсюда и возросшая востребованность сервисных профессий — юридических, экономических, управленческих.
«Но и вузы слишком увлеклись, увеличив в 3–6 раз выпуск на этих специальностях, в ущерб другим», — признает Журавлев.
Вузы слишком увлеклись, увеличив в 3–6 раз выпуск на гуманитарных специальностях
Наконец, университеты — открытая система. Их не могла не затронуть та кардинальная перемена, когда страна с каждым годом производила все меньше продукции, особенно «умной», что естественно привело к резкому сокращению рабочих мест в реальном секторе экономики. Отсюда и результат.
Журавлев — ветеран высшей школы, на глазах которого происходило и торжество «физиков», и нашествие «лириков», считает гуманитаризацию чрезвычайно опасной тенденцией:
«Она чревата тем, что не будет места для естественных наук. Это грозит обернуться не только потерей темпов развития товарного сектора производства, но и тем, что он вообще может исчезнуть. Мир системен, нельзя увлечься только оказанием услуг».
Взгляд «лирика»
Дмитрий Григоренко, кандидат философских наук, читает лекции по философии и психологии студентам Красноярского государственного аэрокосмического университета. Среди его слушателей — и технари, и гуманитарии. Ученому мужу едва за 30. В отличие от своего старшего коллеги, в нашествии «лириков» он не видит особой опасности. (Забегая вперед, отмечу — «клановый» интерес здесь не при чем).
«Не думаю, что падение интереса к техническим специальностям сейчас приобретает угрожающие масштабы, — говорит Григоренко. — Некоторое снижение набора может быть связано только с демографической ямой. Эти профессии имеют достаточно стабильную востребованность в определенных социальных слоях — может быть и не столь широких, но во все времена существующих. Прежде всего это семьи с традиционной ориентацией на рабочие и инженерные специальности. Вообще, инженерия во всех ее проявлениях — чисто мужское занятие. Будут мужики — будут и инженеры.
К тому же гуманитарные специальности так же требуют особой признанности, проявляющей себя в наличии широкого круга интересов человека к вопросам духовного, культурного порядка. Здесь так же существуют стабильные социальные слои с традиционной гуманитарной ориентацией. Кстати, сюда входят обычно представители неформальной молодежи.
Повторяю, проблемы преобладания гуманитарной или технической тенденции в абитуриентской среде, на мой взгляд, не существует. Есть другая беда — не всегда высокое, или хотя бы необходимое, качество базовой подготовки абитуриентов, особенно в области школьных знаний по Отечественной истории, которые иногда бывают почти на нуле».
Критика чистого разума
Качество естественно-научной подготовки в школе сейчас резко упало
Последняя фраза кандидата философии выводит на вопрос, который на первый взгляд может показаться нелепым — а именно об устройстве абитуриентского (шире — молодежного) мозга. Примем за константу то, что физиологически он вполне здоров. Все остальное — спорно, поскольку характер той самой «жажды знаний» определяет огромное множество факторов. При этом не рискну сказать, что школа играет здесь определяющую роль, поскольку она такая же как и вуз открытая система, откликающаяся на любые колебания «социальной атмосферы».
Валентин Журавлев о нынешнем поколении абитуриентов говорит: «Они стали хуже мыслить»:
«Качество естественно-научной подготовки в школе сейчас резко упало. Многие выпускники не имеют собственной физической картины окружающего мира. Более того, и гуманитарная подготовка абитуриентов слаба. Многие не читали русскую классику, не могут грамотно, логически выразить свою мысль, написать эссе на заданную тему, очень часто не воспринимают вопросы сложной конструкции. Снизилась способность к учению, не только желание, но и возможность самообразовываться.
Сейчас многие педагоги констатируют: два десятилетия экспериментов над школой привели к тому, что у детей нет четких базовых знаний. Но, кажется, главное последствие выглядит еще мрачнее — притупился сам познавательный инструмент. Им не хочется работать. Нет удовольствия — одного из главных критериев и двигателей истинного познания».
«Лирик» Григоренко видит проблему с другой стороны, но по большому счету приходит к тому же выводу, что и доктор физико-математических наук:
«Практически у всех абитуриентов и студентов есть общая черта — падение интереса к теории, теоретическому знанию. Во время изучения психологии, то мало кого из студентов интересует, на основании каких закономерностей функционирует наша психика, какие механизмы в ней задействованы, как формируются и реализуются ее элементы. Зато огромный интерес к практической психологии — как решить проблему, как поступить в той или иной ситуации, как манипулировать людьми...
У студентов сегодня задействованы в первую очередь практические интересы в изучении той или иной дисциплины
То же самое можно сказать и о философии: изучение персоналий, конкретных направлений студенту интересно. Как только переходишь к исследованию всеобщих принципов и основ бытия — студент «отключается». Это подтвердит любой преподаватель: у студентов задействованы в первую очередь практические интересы в изучении той или иной дисциплины.
Скорее всего, здесь сыграла роль прагматическая установка сознания, заимствованная на Западе. Прагматизм, как направление современной западной философии, не мог появиться «из ниоткуда». «Истинно то, что полезно» — универсальный код общества потребления, отражаемый во всех сферах жизни западных стран, а теперь и в России. Теория «не полезна», поскольку обращается к духовно-интеллектуальному, а не плотскому, началу человека».
Пишите бескорыстно
С философом можно спорить лишь в том, что он ставит западный прагматизм в один ряд с отечественным. По-моему, мы давно их переплюнули. Запад, прежде чем войти в «общество потребления», несколько столетий потратил на создание того, что можно потреблять — создание избытка товаров, мощностей, идей, ценностей. Этот избыток хлынул за борт и накрыл нас — сама новая Россия ничего не создавала, а то ценное, что было рождено раньше (крепкую школу в том числе), похерила. Мы — общество потребления без созидания.
К тому же и прагматизм бывает разный: как всякая сущность он может эволюционировать и деградировать.
Есть прагматизм гениального самоучки Генриха Шлимана, до 50 лет методично, упорно и часто неправедно наживавшего капиталы (ставшего одним из богатейших людей России) только ради того, чтобы потом отдать все нажитое своей мечте — найти Трою — которой заболел еще мальчиком, служившим на побегушках в мелочной лавке.
Есть прагматизм «делового человека», вырубающего под корень заповедный лес для того, чтобы пустить выручку на такое же краткосрочное и варварское предприятие, а прибыль пошлейшим образом проесть.
Российский прагматизм — последнего сорта. Он не просто отметает все, что не приносит денег. Он отметает все, что не приносит быстрых, а лучше мгновенных денег. В этом его определяющая черта, которая пронизывает практически все, не оставляя в нашей жизни заповедных уголков. Применительно к таким базовым вещам как обучение и познание, прагматизм оборачивается неожиданным результатом — люди погружаются в невежество, «темноту» и начинают элементарно глупеть.
(Профессия журналиста дает возможность наблюдать, как меняются люди на протяжении времени. Лет 10–15 назад в статьях и, особенно, в интервью они хотели выглядеть лучше, чем в действительности. Просьба «Я плохо говорю, как-то казенно, вы уж подправьте» была обычным делом.
Теперь же началась иная повальная болезнь. Нынешний персонаж свою вполне живую фразу «Весной погода переменчива, бывает и снег, и дождь...» переделает лично: «В весенний период возможно выпадение осадков в виде снега и дождя». Такое бывает в девяти случаях из десятка. Люди, видимо сами того не подозревая, хотят выглядеть косноязычнее и глупее, чем они есть. Причем по большей части это не чиновники, которых обоготворение начальства заставляет коверкать язык — вспомним хрущевский «коммунизьм» — а вполне самостоятельные субъекты, бизнесмены.)
В России сегодня отметается все, что не приносит быстрых денег
Непрекращающаяся подмена фундаментальных знаний и ценностей так называемыми практическими навыками выдает «на гора» амбициозного, но ограниченного, до глубины существа провинциального субъекта. Дети лишь продолжают эту вполне взрослую тенденцию — только в гротесковом виде и на «отцовские» деньги, которые идут на обучение и во многом определяют выбор.
Парадокс в том, что наш нынешний прагматизм — не прагматичен. Чем больше мы стремимся научиться делать деньги, тем хуже их делаем. И самое главное — сужаем перспективу делать их в будущем, которое, фигурально выражаясь, уже наступило. Сама «масса» России, вкупе с «Газпромом», дает нам поблажку, мы пребываем в архаичной индустриальной эпохе, где ресурсы являются определяющим фактором, в то время как в том, постиндустриальном мире правит бал соперничество интеллектов.
(Когда раздаются стенания по поводу нищенского финансирования фундаментальной науки, очевидное объяснение беды всегда уходит «за кадр»: для нашего нынешнего прагматизма такие вещи в принципе непостижимы. Реальность это красноречиво подтверждает).
Корней Чуковский, обращаясь к детским писателям, сказал: «Пишите бескорыстно — за это больше платят». Может быть, чтобы постичь универсальность этого блистательного афоризма, нам потребуется начать все заново и честно повторить путь по-настоящему прагматичного мира?
Напоследок
Еще раз процитирую Валентина Журавлева:
«В научно-образовательном сообществе не утихают споры о том, что есть образование. Как его классифицировать? Это национальное государственное достояние или платная услуга? Вступление в ВТО подразумевает второй вариант, приравнивая образование к любому другому товару. Но в таком случае оно просто умрет, поскольку держится не на деньгах, а на любознательности, любопытстве, внимании государства, востребованности образованных людей.
Точка зрения, которую я поддерживаю, — образование это национальное благо, без которого ничто не может существовать. Но как совместить платные образовательные услуги с задачей сохранить компоненту знаний у нации? Болонская система или двухуровневое образование — магистратура и бакалавриат — своего рода попытка разрешить этот конфликт. Она подразумевает частичную оплату образования государством: самым талантливым оплачивают полностью, способным наполовину… Ведь отношения ученика и учителя — это совместная деятельность, двусторонний процесс, в отличие, скажем, от ковки чугуна».
Возможно Болонская система — опять же, не наше изобретение — поможет исправить ситуацию, хотя судить об этом лучше профессионалам. Нам же остается надеяться, что хоть что-то исправится.
PS
Может показаться странным, что в текст не попали некоторые факторы, которыми чаще всего объясняют выбор абитуриента. Например, влияние масс-медиа. Тлетворное влияние телевидения очевидно. Ни рабочих, ни крестьян, ни инженеров на экране нет — сплошные буржуи и офисный планктон. Все это так. Но, как сказал Даниил Дондурей, главный редактор журнала «Искусство кино», компетентно говорить о влиянии телевидения невозможно — никаких исследований действия этого рычага у нас не проводится. Остается лишь заметить, что нынешний «ящик», по меньшей мере, честно воспроизводит реальность (к его советскому предку, например, она не имела решительно никакого отношения). Все его ключевые персонажи, начиная с бандита в попугайских штанах, появились раньше, чем фильмы о них.
Александр Григоренко
ДЕЛА.ru