В конце 80-х гг. прошлого века в одном из районов края прошла локальная, но громкая акция протеста. Один местный житель — кажется, учитель по профессии — не пошел на выборы народных депутатов. Вместо того чтобы привычно не читая опустить бюллетень в урну, здесь же на участке угоститься, как тогда водилось, крепкими напитками и отовариться дефицитом, он развесил на дереве свои прокламации.
В них он никого ни за что не клеймил, а просто объяснял мотивы своего поступка.
Я не помню уже, против чего он протестовал, писал об этом случае мой коллега по редакции. Скандал был крупный, вышел за пределы района, с нарушителем заведенного порядка разбирался край. Спасла его, скорее всего, горбачевская перестройка, которая тогда уже успела заметно сбить старые прицелы. Хотя не сомневаюсь, что органы все равно взяли бунтовщика на заметку.
Пусть нам будет стыдно
Учитель протестовал один, для этого в то время требовалась отвага. Впрочем, что значит — «в то время»? Отвага и мужество для «похода против» требуются всегда. «Можешь выйти на площадь? Смеешь выйти на площадь?» — спрашивал своих современников Александр Галич. Были такие, которые посмели, и не раз.
О шестидесятниках написано много, судьбы их хорошо известны. Счастливых мало.
Добились они чего-то? Да нет, ничего. Советские войска в Венгрии, танки в Чехословакии, дело Синявского и Даниэля, прочие «дела», насильственная эмиграция Солженицына и многих других — все это было и обратного хода не имело. Акции тех, кто выходил на площадь, были громким заявлением гражданской позиции, не более.
Хотя, возможно, они и верили тогда: вот возбудят Запад, тот надавит на Советы — и все свершится по законам гуманизма и демократии — истинной, а не несуществующей «социалистической». Русский интеллигент отличается порой наивностью, он по природе — романтик.
Добился чего-то сельский учитель, протестовавший в одиночку? Да ничего не добился. Ну нельзя же всерьез относить на его счет все то, что после произошло: смена политического и экономического курсов, рынок, какие-никакие, но все-таки с признаками демократии выборы, формирование новых для страны институтов гражданского общества… Все это состоялось, но совершенно по другим причинам. Сельский учитель — слишком малая величина, чтобы что-то значить в глобальном процессе общественного переустройства.
И что — все зря? И шестидесятники напрасно бились лбами в решетки режима, и учитель этот напрасно изводил бумагу на прокламации свои, напрасно возбуждал не гнев даже — беспокойство местной власти и милиции своей неявкой на избирательный участок?
Не зря. Само наличие независимой гражданской позиции в нашем обществе — редкость, заслуживающая уважения (до сих пор, кстати, редкость), а уж ее публичная демонстрация заслуживает признания и уважения тем более. Ну, пусть хоть стыд она вызовет у остальных, что ли, хоть чувство неловкости, пусть хоть на миг — и то польза.
Горбатый мост в будущее
Протестные настроения в любом обществе — норма. Наверное, существуют какие-нибудь даже научно обоснованные стандарты: вот если эти настроения проявляются так-то, с такой-то периодичностью и в такой-то форме — значит, общество относительно здорово, а государство — относительно вменяемо. А вот если по-другому… ну, и так далее.
Поскольку идеального государственного устройства не существует (один мой друг говорил: «Демократия — говно, но ничего лучшего нет»; возможно, он кого-то цитировал), то причина для протеста найдется всегда, и не одна. Но, как говорил тот же мой друг, есть примечание: почему-то в одной стране, под спудом одной государственной машины акции протеста, в которые выливаются протестные настроения, приносят какой-то результат — кто-то из чиновников идет в отставку, что-то меняется в законах, — в другой никакого результата это не приносит. О грустном — то есть о тех странах, где протест ведет к системным изменениям — сейчас не будем. Во-первых, не хватит места, во-вторых… обидно же. Поговорим о нас.
Позволю себе длинную цитату из интернет-публикации более чем десятилетней давности — ресурс называется «Политический мониторинг» и принадлежит Международному институту гуманитарно-политических исследований:
Отставки президента, загнавшего страну «в трясину», шахтеры, естественно, не добились
«5 октября 1998 г. был официально снят шахтерский пикет у Белого дома в Москве. Пикетирование продолжалось 116 дней. Это можно назвать своеобразным рекордом. Пикетчики, костяк которых составляли воркутинские шахтеры, просидели в палатках у Горбатого моста с начала июня по начало октября, периодически устраивая касочный перестук. Их главным требованием было требование отставки президента Ельцина, своей политикой загнавшего страну в трясину кризиса, из которого очень трудно, если вообще возможно, будет выбраться.
Выполнения своего главного требования шахтеры не добились, но показали всем, на что они способны своей пока беспрецедентной акцией протеста. Конечно, можно вспомнить и другие подобные действия, скажем, городок из палаток и будок, который был разбит у гостиницы «Россия» в дни работы Съезда народных депутатов СССР, когда страдальцы со всего Союза съезжались туда, жаждая справедливости. Но действия шахтеров — это небывалый в новейшей российской истории случай.
Число пикетчиков постоянно менялось. В целом в акции приняло участие около 250 человек. К концу осталось не более полусотни. Досрочно покинули Горбатый мост горняки из Тулы, Ростова, Сахалина. Шахтеры из Коми были самыми стойкими. Даже после того, как Независимый профсоюз горняков принял решение о сворачивании пикета, некоторые не хотели уходить, а несколько человек попыталось «продолжать борьбу».
За время почти четырехмесячной акции десятки тысяч людей так или иначе соприкасались с протестующими, десятки миллионов российских граждан и иностранцев периодически узнавали об акции из средств массовой информации. Очевидно, что незамеченной и бесследной акция по сидению у Белого Дома быть не может.
Но эти последствия и влияние шахтерского пикета пока трудно оценить. Волна протеста была недостаточно высокой, чтобы смыть ельцинский режим в России — именно это было главным требованием шахтеров. Вопрос о том, что произойдет в течение ближайших месяцев (лет), остается очень большим вопросом. Но обстановка в стране в начале шахтерского пикета серьезно изменилась ко времени его окончания. Дефолт, саморазрушение либерального экономического курса, углубление экономического кризиса, уход «молодых реформаторов» и примаковская пауза, ослабление Ельцина и заметное перераспределение властных полномочий — вот лишь наиболее заметные изменения, фоном для которых служила шахтерская акция. Или эти события составляли ее фон?»
Автомобильная пробка
Что тогда служило фоном, а что — гвоздем программы, вопрос дискуссионный.
Но даже если принять шахтерскую акцию в качестве «гвоздя», вколотить его пытались в бетонную стену. Бетон оказался высокой марки. Гвоздь согнулся.
Правительство отменит автопошлины тогда, когда посчитает это нужным
Акции протеста сегодняшнего дня мало отличаются от предыдущих по результативности. Если и отличаются, то в сторону еще большего снижения эффективности. Относительно удачным примером принято считать активность дальневосточных автомобилистов.
Однако и этот пример достаточно условный: чего они добились реального своими регулярными протестами против дискриминации целого бизнес-сегмента, а вместе с ним — дискриминации значительной части населения, этим бизнесом живущего?
Ответ прежний: ничего. Законы, ограничивающие ввоз в Россию иномарок с востока, никто менять не собирается, власть с тупым упорством продолжает попытки реанимировать дохлятину под названием «отечественный автопром». Единственное достижение дальневосточников — они добились, что их не разгоняют. Им дают возможность спокойно выпустить пар.
Впрочем, не им одним: примерно та же ситуация в Калининграде, где протест имеет ярко выраженный политический подтекст.
Москва слезам не верит
Законный и вполне естественный вопрос: почему нас никто не слышит? Или такой: почему мы никому не нужны? Вообще-то нас слышат, нас очень внимательно слушают — и слышат. И делают выводы.
А вот то, что никому мы не нужны, — это правда.
В стране изменился политический строй, появились рыночные отношения — но менталитет, в том числе менталитет власти, остался прежним. Одно из любимых слов нынешних российских правителей — преемственность — на деле означает одно: нынешняя российская власть бережно хранит принципы формирования управленческих механизмов, отработанных в советское время.
Почти в порядке отступления — пример из относительно свежей истории края. Журналисты хорошо помнят, как после времен управления регионом «по-зубовски», когда новая демократическая власть остро и часто (хотя и не всегда) по делу реагировала на любую критику в прессе, наступили времена другие; администрация Лебедя руководствовалась принципом «собака лает — караван идет»; оказалось очень эффективно: мы, собаки, хрипели уже не от лая — от воя, оттого что край откровенно разворовывали — а караван все равно шел, куда указали.
Так вот точно и советские чиновники в свое время реагировали на сигналы общества. На протяжении 70 с лишним лет государство старательно оттачивало умение не обращать внимания на своих граждан, а если обращать — то через подавление любого сопротивления. Гражданам же если и преподавались какие уроки, то уж никак не уроки демократии и протеста.
Нынешняя российская власть — успешная продолжательница этих традиций. Миллиардные иски ЮКОСа к государству, задушившему компанию и в буквальном смысле искалечившему ее владельцев и сотрудников, — яркий пример. Апеллировать можно хоть к Господу — результат будет тем же. И не только потому, что чиновники в Господа не верят. У них просто приоритеты по-другому расставлены, и он там занимает далеко не первую позицию.
Москва, известно, слезам не верит. Булат Окуджава на это написал: «Но если бы ты в наши слезы однажды поверила, ни нам, ни тебе не пришлось бы грустить о былом». Да она, в общем, и не грустит, если под Москвой, конечно, понимать то, что понимал мэтр: российскую государственную власть.
***
«Можешь выйти на площадь? Смеешь выйти на площадь? Да или нет?» — вопрошал своих современников Александр Галич. Впору ответить в духе некоторой наиболее инфантильной части нынешней молодежи: «Могу — а смысл?»
Иван Беспрозванный
ДЕЛА.ru