Сегодняшнее предновогоднее интервью — с премьер-министром Красноярского края, что само по себе всегда «новое» и «годнее». А если учесть повышенную ответственность текущего момента, то ответы главы краевого правительства обретают защищённую актуальность на протяжении всего наступающего 2009-го.
Разговор с человеком, снискавшим реноме безукоризненного управленца и эксперта по экономическим вопросам любой «тяжести», мы провели в его просторном кабинете, когда местное время вполне можно было назвать полуночным. Интервью для «Конкурента» значилось для премьера двенадцатым официальным мероприятием в этот беспокойный день. Впрочем, как оказалось, это вполне обыденный график для человека, чей рабочий день продолжается вплоть до рабочей ночи — с 8 до 23 часов. При этом он оставляет себе лишь один выходной в неделю — воскресенье.
— Эдхам Шукриевич, давайте же проводим этот неординарный, а для кого-то даже страшный год.
— Уходящий 2008-й, конечно, был неординарный. Но я бы не сказал, что он выдался страшный. Бывали годы и пострашнее, даже в новейшей истории России и нашего края. Не стоит пугаться уходящего года. Не нужно пугаться и наступающего. Думаю, у нашего общества хватит сил, уверенности и разума, чтобы справиться с последствиями этого нашумевшего кризиса, который бушует сейчас по всему миру, по всей нашей стране.
Относительно Красноярского края я должен сказать, что предприятия наши работают достаточно устойчиво. Да, есть определённые проблемы, связанные с тем, что возникли серьёзные сложности с кредитованием у целого ряда предприятий. Возникли также проблемы и со сбытом продукции. Ответственные предприятия в этих условиях ведут работы по противодействию кризису, в том числе и оптимизируя свои издержки. Я думаю, что к этому все должны относиться с пониманием.
— А каковы в этой ситуации задачи государства?
— Главное внимание — экономике. Но как бы мы себя ни хвалили, наша экономика недостаточно конкурентоспособна. И первоочередная задача государства заключается в том, чтобы взять на себя определённую долю ответственности и нагрузки.
Без этого невозможно ещё и потому, что экономическая система нашей страны на протяжении десятилетий создавалась в совершенно другой экономической модели. Наша экономика ещё длительное время будет трансформироваться, модернизироваться под те экономические реалии, которые на сегодня существуют в стране. В этой ситуации задача государства заключается в том, чтобы взять на себя значительную часть не только социальной, но и экономической нагрузки.
Проблема ещё и в том, что это должен быть длительный процесс. Здесь нельзя скачкообразно перескочить из одной реалии в другую.
Нам необходимо также сформировать условия, чтобы не использовался принцип, который зачастую применяется в естественных монополиях: «хорошо бы поднять тарифы до уровня, который устраивает нас». Только ведь столько денег у потребителей нет, чтобы всё это оплатить.
Да, экономика наша серьёзно монополизирована. И в этой связи государственное регулирование в инфраструктурных отраслях должно присутствовать обязательно. При этом в нынешних условиях государство должно не подавлять часть бизнеса, а помогать всему бизнесу.
За рубежом сейчас центробанки снижают процентные ставки, чтобы оставить у предприятий деньги, и те могли бы выйти из сложной ситуации живыми. У нас федеральное правительство тоже принимает решения и находит возможности направить деньги в экономику. Но чтобы товары и услуги дошли до потребителя по тем ценам, которые для него будут доступны, необходимо ещё очень многое сделать. И правительство края работает сейчас над тем, чтобы своими действиями дополнить меры, разработанные на федеральном уровне.
Главное — я не хотел бы кого-то пугать кризисом. Считаю, что кризис во многом существует в наших ощущениях и ожиданиях негативного развития событий. Да, сложности будут, но я уверен, что эти сложности нашему обществу вполне по плечу. Я намеренно так говорю, поскольку явления, с которыми мы столкнулись, подразумевают совместную консолидацию усилий и государственной власти, и бизнеса, и общества в целом.
— Но нельзя отрицать и того, что множество людей находится в состоянии отчаяния. Под различными предлогами, главным из которых чаще всего называется экономическая целесообразность, предприятия сокращают число рабочих мест, выставляют людей за ворота. Намерено ли краевое правительство корректировать подобные директорские директивы?
— Для примера возьмём наше машиностроение. Чтобы оно эффективно развивалось, требуется значительно более длительный период времени и гораздо большее количество ресурсов. Исходя из циничной логики инвесторов (быстрая прибыль в сырьевом секторе, построение различного рода пирамид…), им не совсем интересно заниматься вложениями в машиностроение.
Тем более в наше машиностроение, которое далеко отстоит от той конкурентоспособности, которой можно было бы гордиться. Но тем не менее это наши предприятия. Мы не можем их игнорировать. Мы должны отдавать себе отчёт в том, что такова наша история технического прогресса, наши люди работают на этих предприятиях…
Я убеждён, что разумный протекционизм в государственной политике должен быть обязательно.
Я не сторонник безоглядного и стремительного вступления России в ВТО — Всемирную торговую организацию. Считаю, что для нашей страны лишь с большими оговорками возможно принятие их рекомендаций. Логика жизни заключается в том, что два раза в одну и ту же реку не войти. Погубив однажды какой-то сектор экономики, возродить его в дальнейшем практически невозможно.
Недавно я был в командировке в Германии, в провинции Эссен, рядом с Дюссельдорфом. В восьмидесятые годы там закрыли самые эффективные коксовые печи, демонтировали коксовые батареи. Там был край металлургии, активно развивалось металлургическое производство. А закрытие печей произошло в период, когда случилось предыдущее обрушение цен на чёрный металл.
Но через некоторое время цены на чёрный металл подскочили. И если бы коксовые батареи по-прежнему работали, эта земля Германии могла бы обрести мощнейший импульс для развития. Вместо этого они получили депрессивность и огромную безработицу. А ведь это богатейшая Западная Германия, а не бывшая ГДР. Вот к чему может привести непопадание во временную фазу.
Да, сегодня можно быть недовольным низкой конкурентоспособностью нашей продукции. Уместно высказывать справедливые нарекания в адрес наших холодильников или комбайнов. Но если завтра допустить разрушение этих предприятий, то можно в дальнейшем не создать ничего нового, потому что в условиях глобальной экономики далеко не каждый потенциальный инвестор заинтересован в том, чтобы здесь возрождать машиностроение, химию либо ещё какие-то производства.
А мы обязаны это делать, иначе в Красноярском крае придётся забыть о проекте красноярской агломерации, её невозможно будет создать. Такое количество людей не получится обеспечить работой, если мы будем ориентироваться исключительно на добывающие отрасли при высокой производительности труда.
Чтобы создать дееспособную промышленность, необходима глобальная государственная политика и обязательное выделение на эти цели соответствующих ресурсов.
Я думаю, что когда во времена царской России строилась железная дорога, окупаемость этого проекта, скорее всего, не предусматривалась. Главное заключалось в том, что необходимо было развиваться. И в результате строительства этой железной дороги семьдесят лет государство развивалось динамично: создавались новые предприятия, новые производства, возникли города с миллионным населением.
Всё это — благодаря железной дороге. И, конечно, тому, что в своё время мудрая государственная политика в Российской империи была направлена на то, чтобы создавать условия для развития страны. Поэтому и нам ориентироваться только на экономические сиюминутные выгоды нельзя, это было бы ошибочным направлением.
— Вы назвали политику российского царя мудрой. А можно ли назвать мудрой политику краевого правительства?
— Во-первых, о термине «мудрость». Оценить — «мудрое» или «немудрое» решение — можно только по прошествии лет. Просто так сказать, что кто-то — мудрец и принимает мудрые решения, — ошибочно. Только время может расценить потом, правильным ли был выбор. Поэтому термин «мудрость» предлагаю вообще не использовать сейчас в нашем разговоре. Политика может быть результативной. И деятельность правительства или администрации тоже может быть результативной. Необходимо оценивать их работу по результатам.
Что касается непосредственно нашего правительства, проработало оно пока весьма и весьма недолго. Во взаимоотношениях между губернатором и правительством, между правительством и законодательной властью существенно ничего не поменялось. То есть говорить о том, что в Красноярском крае создан какой-то новый центр власти, я бы не стал. Полагаю, что исполнительная власть работает достаточно последовательно, стала более эффективной система взаимодействий.
Я вообще считаю, что в работе органов власти следует избегать резких изменений: резкого прихода большого количества новых людей, резких изменений в подходах, резких изменений в концепциях. Этого сейчас и нет. То есть реализуются те планы, которые были приняты Советом администрации.
Мы сейчас работаем по программе, разработанной до 2017 года. Ведомственные целевые программы, которые принимаются на три года и утверждались ещё Советом администрации, тоже сейчас исполняются. И в целом краевое правительство работает над теми же задачами, над которыми работал Совет администрации. При этом больше полномочий появилось у министров, что очень важно для требования с них конечных результатов и эффективности решения задач.
— Итак, если попробовать «оценить по результатам»…
— Хочу напомнить, что я был приглашён в команду губернатора Хлопонина чуть позже её формирования, уже после того, как администрация приступила к работе. Тем не менее я достаточно длительное время нахожусь в этой команде и могу оценить, какие решения принимались раньше и какие результаты они дали.
С самого начала действия краевого руководства опирались на принципиальный тезис: чтобы Красноярский край в дальнейшем нормально развивался, следует двигаться по пути модернизации, в первую очередь в экономической сфере. А для этого необходимо создать условия, привлекающие инвестиции.
Если мы с вами проанализируем историю нашего края, то заметим, что он никогда не был краем финансовых магнатов. Здесь не имелось собственного капитала столько, сколько существовало во многих других точках земного шара, откуда распространялась экспансия капитала по всему миру. Не было такого, разумеется, и во времена Российской империи. Здесь ютились маленькие поселения, без всякой промышленности. Толчок для развития, как я уже отмечал, дала железная дорога. Да, были здесь в своё время золотопромышленники, но добытое золото на месте не оседало, сюда не вкладывалось, оно отсюда уходило.
Если мы возьмём советский период, нельзя не отметить индустриализацию. Деньги сюда вкладывались централизованно, но это явно были не красноярские деньги. Своих денег в достаточном количестве здесь никогда не имелось.
В основном это были государственные программы, соответствующие тому или иному периоду времени. Если это война, значит — эвакуация: сюда перевозили объекты, адаптировали их и запускали в эксплуатацию. Послевоенная индустриализация — это решения Политбюро ЦК КПСС, пятилетние планы: Красноярская ГЭС, Алюминиевый завод, КАТЭК, Саяно-Шушенская ГЭС и так далее. То есть была концентрация ресурсов всего государства, призванная развивать эту территорию.
— А какие сейчас можно создать условия для привлечения сюда инвестиций?
— Это, во-первых, государственные инвестиции. С другой стороны, если мы говорим о крупных инвестициях, это привлечение крупных компаний.
Да, мы много говорим о малом и среднем бизнесе. Безусловно, это очень важная тема, но если мы хотим быстрого движения вперёд, то без крупных инвесторов не сможем добиться цели. Поэтому задача состоит в том, что Красноярский край должен стать регионом крупных проектов.
Тем более что заделы по созданию крупных проектов в крае были всегда. И те проекты, которые сегодня реализуются, — Ванкорское месторождение, комплексное освоение Нижнего Приангарья — были задуманы десятки лет назад и начали реализовываться ещё в рамках советских пятилетних планов. Существование таких проектов и возможности для привлечения сюда инвестиций крупных компаний было ключевым решением. В первую очередь его инициатором, конечно, выступил губернатор. Это создало импульс для дальнейшего развития края.
И уже сегодня мы ощущаем определённый результат. Буквально два часа назад у нас закончилось совещание с «Роснефтью», которая планирует в августе 2009 года запустить Ванкорское месторождение в эксплуатацию.
Первоначальный срок был намечен именно на 2009 год. Потом на волне благоприятной нефтяной конъюнктуры, когда цены на нефть росли, «Роснефть» хотела сместить сроки на год раньше, так как в той ситуации могла получить дополнительную прибыль. К сожалению, пришлось немного повременить.
Но я хочу подчеркнуть: реальность жизни такова, что ни одна стройка в Красноярском крае и ранее не была закончена в срок. Красноярская ГЭС, КрАЗ, Саяно-Шушенская ГЭС, КАТЭК да и любая другая крупная стройка никогда в срок у нас в крае не вводилась. Но это не значит, что это были плохие стройки. Всё равно эти объекты были созданы и успешно работают. Они обеспечивают промышленный потенциал, реально создают условия для развития нашего края. И поэтому ничего драматичного в том, что срок ввода Ванкора перенесён на 2009 год, я не вижу.
В конечном итоге не так важно, когда именно этот объект был введён в эксплуатацию. Главное — чтобы он устойчиво работал, ради этого всё задумывалось. Ванкор — на сегодня это реальность. И какие бы сложности ни испытывал Богучанский проект, поскольку инвесторы в лице частных компаний находятся сейчас в сложной ситуации, процесс уже необратим. Он достиг такой фазы, что обратимым быть просто не может.
— Вы являетесь премьер-министром большого и перспективного края. Интересно знать, ориентируетесь ли вы в чём-то на стиль работы премьер-министра России? Или вас лишь условно можно считать коллегами?
— Думаю, что у нас всё же совсем не сравнимые должности.
Мне импонирует Путин как человек и как руководитель. Он впечатляет прежде всего своей чёткостью. И я стараюсь тоже совершенствоваться в этом: необходимо чётко доводить до подчинённых свои мысли, лаконично, но при этом исчерпывающе полно излагать суть поставленной задачи. Руководитель правительства России как раз в этом ключе работает. Я не припомню ни единого случая, когда его ответы или заявления содержали бы хоть какую-то несерьёзную информацию или нечто отвлекающее от сути того, что он хочет донести до общества.
Не знаю, какой он в жизни, я не имел возможности общаться с Владимиром Владимировичем в приватных беседах, и вряд ли такая возможности у меня когда-либо появится. Но это, наверное, не самое главное. Образ руководителя страны в общественном сознании в первую очередь должен быть зафиксирован его стилем работы — именно как человека, который трудится на своём месте. И, соответственно, результатами, которых он добивается.
Неоспорим факт, что для Путина главным тоже является практический результат. А если говорить о том, стоит ли мне чему-то учиться у него, я полагаю, что любой человек должен испытывать желание учиться. Всегда.
— Путин человек публичный. Он запросто — и на вы, и на ты — может поговорить с целой страной. Возможно, и вы со временем станете более доступны для тех же телевидения и прессы?
— Я уверен, что буду более контактным. (Улыбается.)
— Говорите так, зная свой характер? Кстати, а кем вы мечтали стать в молодости? Вот, скажем, вернулись вы из армии…
— В армии я не был. Заканчивал Политехнический институт и учился на военной кафедре. Поэтому доводилось бывать только на сборах.
Что касается молодости, меня по-настоящему привлекала профессия строителя. Поначалу я толком и не осознавал, в чём заключается суть этой деятельности, но меня всегда интересовали строительные объекты. Когда я взрослел, в Красноярске массово строились жилые дома и вообще много чего возводилось. И мне всё было интересно. Это, видимо, связано с очень деликатным для меня стремлением моего отца привить мне любовь к этой специальности. Он сам был строителем. Являлся одним из руководителей проектного института. Создавал этот проектный институт, работал в нём.
В дальнейшем я пошёл на строительный факультет Политехнического института, получил эту профессию, правда, на стройке не поработал. Трудился я в вузе, в проектных организациях, а потом неожиданно судьба моя сделала крутой поворот — и оказался я в чиновниках. Наверное, в то время, когда я получал диплом строителя, никогда бы не подумал, что окажусь в чиновниках. Тем не менее, так произошло. В принципе, я об этом не жалею.
— Наверное, когда в строители пойти намеревались, мечтали о высоченных домах — как по телевизору, как «у них»?
— Я ведь ещё и аспирантуру закончил и защитил диссертацию, которая как раз была связана с многоэтажным строительством. Но не с высотным, есть здесь определённая разница. Высотные — это выше пятидесяти этажей дома, а многоэтажные немного пониже, как раз для СССР была эта тема тогда актуальной. Всё передовое в строительстве меня очень сильно интересовало. Я знал наперечёт все небоскрёбы мира, какая у каждого высота. Некоторых сейчас уже «нет в живых» из тех, что тогда считались образцом инженерного искусства. Я имею в виду башни-близнецы. О них были написаны книги, учебники изданы, как нужно было проектировать такие здания, в чём кроется специфика. Это целая философия — многоэтажное строительство и высотное строительство в частности.
У нас в России практически не строилось высотных домов, даже сталинские московские высотки по большому счёту нельзя считать высотными зданиями. Но были архитекторы, которые занимались такими проектами, в частности архитектор Никитин, который построил Останкинскую башню. Человек без высшего образования сумел создать уникальный инженерный проект. Японцы потом пытались убедить Никитина построить в Японии подобный небоскрёб. Впрочем, это отдельная история.
— Сейчас и у нас дома подросли. А то ведь в 70-е годы выше двенадцатиэтажек возле Цирка в Красноярске «небоскрёбов» не имелось. Потом «Турист» и другие четырнадцатиэтажные появились, далее — управление Енисейского речного пароходства возле краеведческого музея…
— Кстати, наверху здания «ЕнУРПа», если обратили внимание, есть конструкция из профлиста. Это потому что не хватило высоты крана, чтобы достроить. Пришлось потом вручную собирать верхний этаж с металлической надстройкой.
— А над вашим профессиональным и вообще деловым базисом есть надстройка?
— В последнее время пристрастился кататься на горных лыжах. Меня чуть ли не насильно убедил в этом мой сосед — Виталий Павлович Бобров, с которым я дружен. И я вошёл во вкус этого катания. Мне очень интересно. Откровенно говоря, на лыжах я тот ещё «чайник», тем не менее, чувствую себя всё более уверенно по сравнению с теми, кто вообще новичок в этом деле.
— Раз фамилия вашего друга Бобров, так и катаетесь, наверно, только в «Бобровом Логу»? Или Швейцарию тоже открыли?
— Нет, за рубежом ни разу не был на горнолыжных курортах. Хотя, наверно, постараюсь туда съездить. Пока просто не довелось.
Помимо катания на лыжах, у нас с супругой есть традиция ходить на Столбы. Это никак не связано с альпинизмом или скалолазанием, со стремлением залезть на Первый или Второй Столб. Разве что на Четвёртый Столб я могу подняться, для этого не требуется никаких усилий. Туда в состоянии даже ребёнок подняться, на Четвёртый. Тем не менее не устаю восхищаться нашей природой и понимаю, что мы не ценим того, что есть вокруг нас.
Иностранцы платят бешеные деньги, чтобы полюбоваться на наши природные красоты. Мы же зачастую остаёмся в стороне. И всё-таки со временем приходит осознание того, рядом с каким уникальным богатством мы живём.
Я — коренной красноярец и на Столбы хожу с детских лет, с самого раннего возраста — с родителями, с друзьями, с семьёй. Но, кроме Столбов, практически ничего подобного у себя в крае мы не знали. Это было самое общедоступное место, все стремились именно туда.
И вот некоторое время назад я для себя открыл Ергаки, уникальную территорию в нашем крае, которая ещё, наверное, не разведана основной массой наших жителей. То, что там существует, просто грандиозно. Однако есть и такое у меня ощущение, некая тихая грусть, связанная с тем, что там, куда приходит человек, постепенно исчезает природа. Хотели бы мы этого или нет, но это рано или поздно происходит.
Сегодня решается вопрос по строительству железной дороги Кызыл — Курагино. Если раньше дорога шла в обход Красноярского края, то сегодняшний экономически эффективный вариант прокладки этой дороги подразумевает прохождение железнодорожного полотна непосредственно через парк «Ергаки», вблизи от заповедной зоны и мест туристического показа. С одной стороны, это хорошо, ведь можно будет сесть на поезд вечером в Красноярске и к утру, спокойно выспавшись, уже оказаться в Ергаках. Выйти на станции и отправиться куда-то в поход или просто остановиться на отдых. Это всё умом я понимаю, но…
— Долго ли тогда продержится природная сказка?
— Да, ведь это будет огромный поток неорганизованных туристов, каждый из которых придёт туда с совершенно разными намерениями. Сегодня только человек целеустремлённый может туда попасть, являющийся настоящим приверженцем этого дела, образцом в отношении к родной природе. Хотя и сейчас зачастую мы видим там факты вандализма. А после того, как хлынет туда огромное количество людей, сколько же потребуется приложить усилий, чтобы не допустить разрушения.
Наверное, это неизбежный процесс, просто нужно к этому готовиться. И сделать всё чуточку ранее, до того, как придётся исправлять деяния людей, которые нанесут непоправимый ущерб природе. А природа, как мы прекрасно понимаем, весьма и весьма ранима. Взамен сломанного в горах дерева вырастет новое. Но только через сто лет.
А вообще мы все недооцениваем нашу природу. Я практически не знаю ещё нашего севера. Много слышал о нём, общаясь с коллегами, которые работают сейчас в правительстве, в команде губернатора и которые много времени прожили на севере, охотно говорят о нём. Удавалось уже бывать и мне на северных территориях. Но пока это только начало. Север всё больше и больше меня затягивает, как и в целом экологическое увлечение нашей природой.
— Вы за Ергаки совершенно резонно переживаете. Но и Столбы тоже ни в коем случае наедине с их «любителями» оставлять не стоит. Там уже осквернили природу асфальтом, машин всё больше и больше туда забирается, народ всё «круче», природа всё тише… Вы постараетесь обеспечить многомиллионолетним Столбам хотя бы элементарную защиту от туристов-однодневок?
— Будем бороться. Я убеждён, что вообще недопустимо было бы потерять Столбы для Красноярска, ведь у нас в городе не так много уникальных мест. Вот мы говорим об агломерации Красноярска. А что такое агломерация? Чем принципиально отличается Красноярск от рядового сибирского города?
Зачастую ничем и не отличается: так же во многих местах он неухожен, так же много у нас допотопного ветхого жилья. Или вот смотришь, как человек мыкается, живя в деревянном доме, — какой же это уровень двадцать первого века?! О каких ноутбуках, компьютерах можно разговаривать с человеком, который прозябает в доме без элементарных удобств? Таков парадокс нашего общества и парадокс этапа динамичного развития, в котором находится весь мир. Не Красноярск, не Россия, весь мир находится в таком вот противоречивом динамичном развитии.
Сегодня человек по телевидению может наблюдать за новейшими технологиями, оценивать ультрасовременные разработки, заглядывать в самые удобные города мира. Всё это он видит на своём экране, чего невозможно было предположить ещё в 70-е годы.
Но при этом человек ощущает свою ущербность, проживая в частном секторе, где он должен колоть дрова, разогревать воду, ходить в баню за несколько остановок и так далее. Вот ведь нонсенс.
А Столбы — это практически 50 процентов уникальности красноярской агломерации. Потерять их было бы недопустимой ошибкой.
— Лучше гор может быть только дома.
Чем занимаются ваша супруга и сын?
— Елена всю свою жизнь работает инженером-проектировщиком. Поженились мы с ней в Москве в середине восьмидесятых годов. Как выяснилось потом, регистрировались в том же самом загсе, где регистрировался впоследствии и губернатор со своей супругой. Можно сказать, уникальный момент, что так уж совпало.
Сын у меня уже взрослый, у него своя семья. Учится и трудится одновременно. Работал он в «KrasAir» и на себе испытал все немалые прелести положения дел в нашей авиации. Но не расстался с ней, продолжает работать уже в новой организации. Единственная у него есть «привилегия», что последним должен получить долги по зарплате от «KrasAir». Только после того, как весь коллектив это сделает. Чтобы ни у кого не было сомнений, что сын председателя правительства воспользовался положением и раньше всех вышел из этой непростой ситуации. Он к этому относится с пониманием, никаких проблем на этот счёт у нас в семье не возникает.
— В вас чувствуется настоящее воспитание. Даже судя по этому решению — «сын должен получить деньги последним». Может, на каких-то конкретных примерах вы учились? Или был человек, который для становления вашей личности сыграл особую роль?
— Скорее всего, это заслуги моих родителей — в том, что я получился в итоге, какой есть. О профессии отца я уже сказал, а мама была у меня домохозяйкой и немало времени уделяла моему воспитанию. Их уже нет на этом свете, и я, естественно, вспоминаю о них только добрым словом.
— Литература, кино, театр — что интересно вам из искусства?
— Являюсь уже почти заядлым театралом — это благодаря своей супруге. Она большая любительница театра. В своё время, когда в Москве в институте училась, параллельно с учёбой она подрабатывала в центральном концертном зале, где классические концерты сегодня проходят. Мне она рассказывала, как тихонько наблюдала за интереснейшими репетициями танцевального ансамбля Игоря Моисеева. И вообще она к сценическим действам давно тяготеет, пытается и на меня влиять. Я этому не противодействую. Мне тоже это нравится.
Часто посещаем мы наши красноярские спектакли. У нас в городе создана настоящая театральная среда, будь то Театр оперы и балета, Театр Пушкина или Дом актёра, где сформирована целая общность людей, с удовольствием посещающая эти культурные заведения. Я всегда радуюсь, когда в оперном театре на классическом концерте, либо на оперном спектакле, либо на балете наблюдаются аншлаги.
Многие творческие коллективы, работающие в крае, я думаю, вообще можно считать нашей гордостью. Спектакли в Красноярске в большинстве своём проходят с аншлагами. И в пушкинском, и в ТЮЗе тоже достаточно много зрителей всегда присутствует. Такого рода проведение досуга — норма жизни и для нашей семьи.
А относительно кино я должен сказать, что очень редко посещаю кинотеатры. Современного российского кино практически не знаю. Но не потому, что не считаю это искусством, просто я как-то не ощущаю тяги к этому.
— Кино совсем другое сейчас.
— Другое, да. Я с удовольствием могу посмотреть фильмы своего детства — «Бриллиантовую руку», «Кавказскую пленницу» или что-нибудь из мировой классики типа «Крёстного отца». Это значительно больше меня тронет, пусть даже я в пятый, десятый или двадцать пятый раз это посмотрю, нежели когда пронаблюдаю какой-то новый фильм, который мне безразличен. Я не понимаю современного кино.
— В какой стране особенно запомнился отдых?
— Испания понравилась. Несколько лет назад мы были там с супругой. За две недели пребывания, наверное, только полчаса полежали на пляже. Всё остальное время колесили по городам, причём своим ходом. Где на электропоезде, где на машине, где ещё каким-то образом. И побывали в таких известных местах, как Фигерас, родина Сальвадора Дали, или «город тысячи осад» Жирона. Когда без гида, абсолютно не понимая испанский язык, путешествуешь по таким местам, это производит совершенно другое впечатление.
И принципиально важно, чтобы не было рядом туристов из России. Тогда ты ощущаешь, что действительно находишься в другой стране. Если же едешь с группой, постоянно слышишь русскую речь, то кажется, что всё это нереально — будто ты смотришь кино по телевизору или спишь. И я тяготею сейчас именно к такому отдыху, не обязательно уютному, главное — отдых познания новой страны.
— Ваш романтизм наверняка можно украсить любимым афоризмом.
— Сейчас много книжек издаётся с мыслями великих людей. И попался мне в одной из них любопытный и весьма развёрнутый афоризм. Смысл его заключается в следующем: есть шесть преград на пути к удовлетворению честолюбивых помыслов. Леность. Болезненность. Боязливость. Женолюбие (стоит сделать ссылку на правильный контекст). Довольство жизнью. И — самое последнее, что меня поразило, — привязанность к родным местам.
Вот эти шесть причин препятствуют человеку в его стремлении осуществить свои честолюбивые помыслы. Последний пункт, я думаю, означает, что человек должен научиться жертвовать чем-то привычным ради достижения своих главных целей. Мне этот афоризм сразу понравился. Я его часто цитирую.